Королева скандала - Пол Джилл

К приходу Жака с работы Уоллис переоделась и встретила его в черном кисейном платье, отделанном белым кружевом.

— Ты выглядишь очень элегантно, — восхищенно сказал Жак.

Во Франции этой весной черный цвет в моде, — сказала она ему. — Если платье не черное целиком, то оно должно быть черным с белым.

— Ой, боже мой, — весело пролепетала Мэри, опустив глаза. — Я совсем отстала от моды со своим вишнево-красным платьем прошлого осеннего сезона. Тебе придется купить мне новое, дорогой.

Жак обнял жену:

— Все, что пожелаешь, топ amour.

За ужином Уоллис захватила всеобщее внимание и повела беседу, спрашивая совета у Жака, как ей быть.

— Может быть, ты можешь посоветовать мне какую-нибудь страховку для обедневших одиноких женщин? — предположила она. — Раз уж я остаюсь одна, буду полагаться на друзей-джентльменов.

— Ты не пробудешь одна и пяти минут, раз уж о том зашла речь, — галантно ответил Жак. — Кажется, я заметил целую очередь за углом дома. Так что можем позже пригласить их по очереди на собеседование.

— О да! — хихикнула Мэри. — Ты не против, если мы сами выберем тебе мужа? Две головы лучше, чем одна.

— Конечно, — согласилась Уоллис. — Но мне нужен кто-нибудь вроде Жаки: такой же красивый, умный, проницательный и, конечно же, с таким же божественным французским акцентом. У тебя случайно нет брата-близнеца? — Она положила свою руку на руку Жака, и Мэри ощутила мимолетное раздражение.

— Тебе надо побывать в Париже, — предложил Жак, убирая руку, чтобы взять свой бокал. — Там ты шагу не сможешь ступить без того, чтобы к твоим ногам не падали французские мужчины.

— Правда весело? — подмигнула Уоллис. — На следующей неделе куплю билет.

Готовясь этим вечером ко сну, Мэри поинтересовалась у мужа, что он думает о ее подруге. Они только мельком виделись на свадьбе, поэтому впервые полноценно поговорить у них получилось только сейчас.

Жак задумался.

— Ты так хорошо о ней отзывалась раньше, что мне было очень любопытно сравнить настоящую Уоллис со сложившейся легендой. И во многих отношениях ты была права. Она умная, забавная и веселая. — Он обнял жену. — Но меня расстроило то, что она не очень-то надежна по отношению к тебе. Я бы ее поостерегся. — Жак поцеловал Мэри в кончик носа.

— Потому что она с тобой флиртовала? Уолли без флирта — как без воздуха.

— Нет. Потому что она будет дружить с тобой только до тех пор, пока ты можешь быть ей чем-то полезна.

Мэри ничего не ответила, но слова мужа надолго засели у нее в голове.

Всю неделю Уоллис и Мэри ходили вместе по магазинам и обедали в лучших ресторанах города: у Дельмонико, Шерри и Генри Мокина. Они пили чай с благонравными подругами Мэри и запрещенные коктейли с деловым партнером Жака и его женой и все это время не переставали обсуждать положение Уоллис.

— С Уином всё совсем безнадежно? — не сдавалась Мэри. — Ты уверена, что ничего не получится, если он даст обещание исправиться?

— Ты, конечно, права. Я должна попробовать еще раз. Все это говорят. — Уоллис уперлась взглядом в свои колени.

Было непривычно ощущать себя мудрее подруги. Обычно происходило наоборот. Мэри было приятно, что Уоллис обратилась к ней в трудный час, и она была рада оказаться полезной. Она искренне любила подругу, привязанность к которой пустила корни в душе Мэри еще в подростковом возрасте. Она даже тайком надеялась, что если Уоллис разведется, то обоснуется в Нью-Йорке и они снова сблизятся, как сестры и даже больше, потому что у них была возможность самим выбрать друг друга.

Перед отъездом из Нью-Йорка Уоллис сказала, что даст Уину последний шанс. Но через две недели она прислала Мэри письмо, в котором рассказала, что переселилась к матери в Балтимор. Она просто не смогла вынести еще хоть ночь под одной крышей с «этим человеком».

Мэри рассказала об этом матери, а та — сестрам Мэри, и все они были в ужасе.

«Ты должна прекратить всякие отношения с Уоллис, — писала мать Мэри. — Она может очернить свое имя, если ей угодно, но на твоем я не потерплю и малейшего пятна, которое может появиться из-за вашего с ней общения. Ее родственники, должно быть, жутко разозлены».

Невзирая на указания матери, Мэри отправила Уоллис длинное письмо, полное сочувствия, в котором заверила, что они с Жаком готовы помочь всем, чем могут, и что двери их дома всегда для нее открыты. Мэри беспокоилась о подруге. Разведенных женщин обычно исключали из приличного общества, что очень осложняло поиски нового мужа из числа достойных мужчин. Уоллис могла оказаться одинокой и без средств к существованию, если дядя Сол откажется ее поддержать, и Мэри передергивало при мысли о том, как заканчивают женщины, оказавшиеся в подобном положении.

Глава 15

Нью-Йорк. Январь 1924 года

Мэри надеялась, что после ухода от Уина Уоллис будет чаще с ней видеться, но все сложилось иначе. Поначалу Уоллис жила в Балтиморе у матери, потом она переехала в Джорджтаун к подруге — адмиральской дочери, у который были в высшей степени отличные связи. Вопреки страхам Мэри, люди не опасались общаться с женщиной, оставившей мужа. Уоллис писала о приемах, вечеринках и теннисных турнирах, на которых она знакомилась с политиками, дипломатами и морскими офицерами высокого ранга. Она ничего не рассказывала о себе. Не было ни намека о ее душевном состоянии, и Мэри предположила, что ее подруга рыщет в поисках мужа номер два.

Баки написала, что ходит слух, будто у Уоллис интрижка с аргентинским дипломатом по имени Фелипе Эспил. Как она выразилась: «Просто уже все говорят об этом». Эспил уже разбил сердца многим светским девушкам, и Баки, судя по всему, испытывала жестокое удовольствие, предвкушая, что с Уоллис произойдет то же самое.

Мэри в такое верилось с трудом, поскольку все то время, что девушки знали друг друга, именно Уоллис разбивала сердца своим кавалерам. Она ждала, что подруга когда-нибудь упомянет в переписке сеньора Эснила, но это имя никак не появлялось, а Мэри удерживала себя от того, чтобы коснуться данного вопроса. Может быть, Уоллис и не подозревала об этих слухах, а возможно, они были просто выдумкой. Дальше Мэри узнала, что в январе 1924 года Уоллис уехала с двоюродной сестрой Коринн в Париж, а чуть позже, по совершенно непонятным Мэри причинам, она отправилась в Гонконг, где в то время служил Уин, чтобы в последний раз попытаться спасти их брак.

К тому времени Мэри, устроилась на работу в небольшой магазин одежды возле Пятой авеню, где продавались вещи по последней парижской моде, доставляемые туда настолько быстро, насколько это вообще возможно. Ей нравилось общаться с покупательницами, а кроме того, она обнаружила, что стала неплохо разбираться в стиле и может с успехом помогать светским дамам выбирать наряды, которые им подходят. По вечерам они с Жаком посещали рестораны или театры и ходили в гости к другим парам, где нередко играли в бридж.

Однажды Жак пригласил на ужин своего коллегу по работе Эрнеста Симпсона с женой Доротеей. Сразу, как только они познакомились, Мэри подумала, что это редкость, когда муж оказывается симпатичнее жены. Обычно дело обстоит наоборот. Эрнест был чрезвычайно привлекательным мужчиной, а Доротея — полной, безвкусно одетой женщиной, выглядевшей значительно старше своего супруга.

— Вы англичанин, мистер Симпсон? — спросила Мэри, услышав акцент.

— Хороший вопрос, — ответил тот с дружеской улыбкой. — Мой отец англичанин, а мать — американка. Я родился и вырос в Нью-Йорке, поступил в Гарвардский университет, но во время войны принял британское гражданство, чтобы воевать за Англию. А сейчас я женат на американке. Вот и как вы думаете, кто я в большей степени?

— Полукровка, — также с улыбкой сказала Мэри. — Но одеваетесь как англичанин, и акцент у вас, как мне кажется, британский.

На нем был безукоризненно отутюженный костюм-тройка в тонкую полоску, а из нагрудного кармана чуть выглядывал темно-синий платок точь-в-точь такого же оттенка, как галстук.