Диалоги о вере. Беседы с Мартином Скорсезе - Мартин Чарльз Скорсезе

вопросы, был в том числе и папа Франциск. А Мартин в своей части откровенно заявляет: «Думаю, куда больше пользы я вынес из неудач, отказов и неприязни, чем из успеха». Затем он приезжает в Рим на презентацию этой книги, которая состоялась 23 октября 2018 года. На встрече присутствует сам папа Франциск, и Мартин, пользуясь возможностью, задает ему при всех такой вопрос: «Святой отец, в наши дни людям трудно дается стремление к переменам. Они больше не верят в будущее, не верят в добро. Стоит прочитать газету или просто оглянуться вокруг – и понимаешь, что мир полон зла, полон ужаса и унижений. И как жить по справедливости, если общество подталкивает человека к жадности и тщеславию, если власть проявляется насилием? Как жить в добре, когда вокруг одно зло?» На этот животрепещущий вопрос папа ответил, глядя ему в глаза. Затем, помню, мы с Мартином и Хелен обнялись, и в тот момент будто что-то щелкнуло, и все прояснилось. Тот же глубоко понимающий взгляд я увидел и 21 октября 2019 года, когда папа Франциск и Мартин снова встретились в перерыве между заседаниями Синода[5] по Амазонии.

Впоследствии я прошу его принять участие в мини-сериале «Истории поколения с папой Франциском», снятом для «Нетфликса» по мотивам той самой книги. Мартин соглашается; интервью берет его собственная дочь, а он честно отвечает на ее вопросы: «Мы создаем фильмы вовсе не для себя, а чтобы отдать должное окружающей нас жизни и понять, что же значит быть человеком».

В середине февраля 2019 года Мартин приглашает меня на ужин к себе домой. В тот вечер мы без конца обсуждаем Брюса Спрингстина и его хиты Badlands и The Rising. Ухожу я поздно, и в голове крутится его трогательная песня New York City Serenade: «В Манхэттене полночь, не время для хороших манер…»

Мы поговорили о важности драмы и романов драматического жанра, в которых отражаются не только идеи и воспоминания, но и сама жизнь. Мартин сказал, что наблюдать его научила улица. И, снимая фильмы, он продолжил учиться наблюдать. «И это тоже своего рода благословение, – сказал он, – для меня все сводится к вопросу благословения. Оно приходит к тебе в течение жизни – в тот момент, когда совсем его не ожидаешь».

По всей планете быстро распространяется смертельный вирус, мир охватывает пандемия. И я вспоминаю, что Мартин с детства страдает от астмы. Что папа Франциск в молодости перенес операцию на легких. Интересно, влияют ли проблемы с дыханием на то, как человек смотрит на жизнь? Ближе к лету 2020 года я решаю спросить, как живется Мартину во время самоизоляции из-за коронавируса. Каковы последствия? Мы обменивались вопросами и ответами по электронной почте, и диалог наш получился не очень длинным, однако режиссер правил текст целых семь раз, чтобы как можно точнее передать глубоко тронувший его опыт.

«Я сижу один у себя в комнате и живу от вдоха к вдоху…» – сообщает он из вынужденного заточения. Этот опыт наверняка напомнил Мартину о том, как в юные годы он нередко наблюдал за окружающим миром из окна: «…выглядывал на улицу и видел много всего, и прекрасного, и ужасного, а еще видел то, что был не в силах описать, – оно и было самым важным». Окно комнаты стало для него «киноглазом», именно здесь он придумывал действия и события, связанные с людьми, которые проходили мимо. В его словах мне видится триумф благословения. В его глазах мелькают вспышки. «Я окружен благословением», – с улыбкой заявляет мне Мартин. И смотрит на супругу. Однако догадаться, о каком благословении он говорит, было бы невозможно без осознания, что все мы – лишь тени и прах. Поняв в разгар пандемии, что «воздух, которым мы дышим, способен нас убить», Мартин пишет мне: «Быть. Дышать. Здесь и сейчас. Разве это не благословение?»

Октябрь 2022 года, я снова в гостях у Мартина – впервые с начала пандемии. Не успели присесть, как он подарил мне небольшую книжечку из своей библиотеки под названием «Практика Божьего присутствия». Написал ее брат Лаврентий Воскресения, монах из ордена кармелитов, живший в XVII веке, а автором предисловия выступила Дороти Дэй[6]. Отдельные места в книге подчеркнуты, в том числе отрывок, где говорится: для того чтобы быть с Богом, достаточно «превратить свое сердце в молельню, куда время от времени можно скрыться, чтобы насладиться смиренной и наполненной любовью беседой с Ним».

Мартин включил несколько отрывков из «Убийц цветочной луны», и мне они показались невероятно красивыми. Помимо прочего, я заметил отсылки к Жоржу де Латуру[7]. Потом мы говорили о романах, о том, как рассказываются истории и какое место в них занимает христианский взгляд на вещи. В главном мы сошлись: благословение действительно затрагивает человеческий опыт, проявляясь то лаской, то оплеухой. А это значит, что результатом такого благословения могут стать радикальные перемены. Мы оба, как выяснилось, считаем, что можно по-настоящему измениться, то есть изменить свою жизнь, а не только идеи. Меня поражает Хелен: несмотря на болезнь, ее присутствие всегда ощутимо. Она принимает участие в нашем разговоре, откликаясь внимательными взглядами и немногословными, но всегда точными и уместными фразами.

Мартин предлагает мне познакомиться с Кентом Джонсом, режиссером и кинокритиком, с которым он сотрудничает еще с 1990-х. Я как раз собирался обратно в Рим, да и Кент был за городом, но мы все же урвали часок в небольшом кафе под Рокфеллеровским центром. Разговор вышел глубоким, Джонс оказался человеком спокойным и сосредоточенным. По характеру он полная противоположность Мартина, однако я понимаю, что их свело.

Уже дома, в Риме, я обдумал нашу беседу и отправил ему электронное письмо. Рассказал Мартину про книгу об Иисусе, которую тогда дописывал: «Божественный сюжет. Иисус наоборот»[8]. Книга не биографическая – скорее что-то вроде комментария, составленного из своего рода «кинематографичных» картин. Папа Франциск выразил желание написать предисловие, порассуждать о фигуре Христа. Мне вдруг захотелось всем этим с ним поделиться. Текст от понтифика завершается призывом к людям искусства показать нам Иисуса посредством «таланта нового языка, историй и мощных образов».

Скорсезе принял эти слова за личный вызов. И через десять дней написал мне, что чувствует необходимость как-то отреагировать. Не в литературной форме, с помощью эссе или очерка, а как режиссер, то есть путем сценария, который «привлечет внимание неожиданным образом». Его реакция меня поразила. В тот момент я отдыхал во Франции у одного друга-иезуита, письмо получил как раз во время обеда – и, читая его, принялся ходить кругами по комнате, чтобы хоть как-то снять напряжение. Уже позже, перечитав сценарий несколько раз, я осознал, что в нем – в этой