Диалоги о вере. Беседы с Мартином Скорсезе - Мартин Чарльз Скорсезе

служкой, принимал участие в похоронах и в субботних службах в память об умерших. Один мой друг был сыном могильщика. На моих глазах уходило старшее поколение сицилийцев, переехавших в Штаты еще в начале двадцатого века, и все это произвело на меня глубокое впечатление. Поэтому я много размышлял о смертности, но только не о своей. И в какой-то момент я начал сам себе причинять вред. Но потом сумел вырваться, и первым фильмом, который я снял после того периода жизни, стал «Бешеный бык».

Так вот, о другом аспекте данного вопроса мы уже говорили как раз в связи с этим фильмом. Принимать самого себя, жить с самим собой, стараться позитивно влиять на жизнь других людей – это, мне кажется, и есть «спасение». Вкладываться в тех, кого любишь: в семью, в друзей, в близких. Стремиться стать как можно лучше. Стать более здравомыслящим и сострадательным.

Однако в процессе можно научиться кое-чему еще. В фильме Сэма Пекинпы «Скачи по высокогорью» есть сцена, где герой Эдгара Бьюкенена, судья-пьяница, женит героиню Мэриетты Хартли и ее возлюбленного и говорит: «Кое-что о браке вы уже поняли: люди меняются». Такое бывает в любых отношениях, в любых совместных проектах. С течением времени у тех, кого мы очень хорошо знаем и с кем мы давным-давно вместе работаем, могут возникнуть другие потребности, для них становится важным что-то другое, и это нужно понять и принять. Принимайте этих людей такими, какие они есть, со всеми их изменениями, и старайтесь извлечь из этого максимум пользы. Иногда мы вынуждены признать, что они должны пойти своим путем. Однажды я счел такой поступок предательством. А потом понял, что это совсем не так. Просто вот такая перемена.

Интересное вообще слово – «спасение». В действительности никому не дано его познать. Если в момент смерти человек будет в сознании, поймет он, что достиг спасения, или нет? А если поймет, то как? Одно известно точно – что невозможно познать это при жизни. И остается лишь единственный вариант – жить как можно более достойно. Если упал, то поднимайся и пробуй снова – избитая фраза, но ведь так и есть. У меня каждый день бывают взлеты и падения, моменты ликования и погружения во мрак, моменты сомнений, в которые я становлюсь самокритичен. И тут главное не переусердствовать, ведь мы, как уже говорилось, должны принимать сами себя. Это бесконечный процесс.

– Это правда, что после «Бешеного быка» ты собирался поехать в Рим, чтобы снять несколько документальных фильмов о жизни святых? Как тебе пришла в голову такая идея?

– Все верно. В 1980 или в 1981 году, сразу после съемок «Бешеного быка», я всерьез размышлял о том, что этот фильм, возможно, будет для меня последним. В то время работы Бертолуччи, братьев Тавиани и других режиссеров, снимавших кино для телекомпании RAI, и в особенности исторические фильмы Роберто Росселлини натолкнули меня на мысль, что будущее кинематографа – в телевидении. Точнее, в симбиозе кино и телевидения. В развлечении, но с более глубокой сутью. Ведь и фильмы могут чему-то научить. На это меня тоже вдохновил Росселлини. Такие фильмы он стал называть «поучительными». Вот я и подумал, что сотрудничество с RAI станет для меня отличным способом исследовать тему, давно меня волновавшую: что есть святой?

Я хотел снять серию фильмов о разных святых, в том числе о тех, которые, вероятно, никогда и не существовали, кроме как в виде персонажей фольклора. Но откуда они взялись? Для ответа на этот вопрос нужно перенестись в эпоху до возникновения иудейства и христианства. Почему возникла необходимость в такого рода заступничестве? Почему святой Христофор, покровитель путешественников, оказался вымышленным лицом? Путешествие всегда сопряжено с опасностью, и поэтому нужно, чтобы что-то или кто-то нас защищал. А что же настоящие святые? Как они связаны с людьми – и в целом, и с духовной точки зрения? Какой была их повседневная жизнь? В чем она заключалась? Тут мне вспоминается одна книга сценариста и продюсера Майлса Коннолли, Mr. Blue, которую давал нам читать падре Принчипе. В ней рассказывалось о современном Франциске Ассизском: он пытался показать всему миру, что можно жить хорошей жизнью – не в материальном смысле, а в смысле достоинства. Прямо как Дороти Дэй с ее Движением католических рабочих. Падре Принчипе однажды пригласил Дороти на молитвенный завтрак к небольшой группе пожилых прихожан. Я мельком видел ее на выходе из церкви.

Так вот все эти мысли и развивались во мне, пока я снимал «Бешеного быка», которого задумывал, как уже говорилось, в качестве прощания с высокобюджетным кинематографом. В тот момент на меня сильно повлияла еще одна работа Росселлини, «Европа 51» – этот фильм я посмотрел в сокращенной версии. Росселлини задавался вопросом о существовании святого в современном мире. Это Франциск, Екатерина, Тереза (о последней снял фильм Ален Кавалье). Этих троих я бы не назвал «святыми-активистами», к тому же все они сильно отличались друг от друга, как, например, падре Пио. В своей картине Росселлини решил показать истинную суть таких людей – сострадание, любовь, жизнь как у Иисуса – и поднять вопрос о том, как можно жить такой жизнью в современном мире. Тогда я еще не знал, но Росселлини вдохновлялся работами Симоны Вейль[17], которая, кстати говоря, вовсе не проявляла сострадания к самой себе. В конце «Европы 51» Ирэн, главная героиня, примиряется с собой и чувствует, что приносит пользу. Таким образом, этот фильм оказался для меня очень важным. Как и его «Франциск, менестрель Божий» – более прекрасной картины о святом я не видел.

Однако потом все пошло не так, как задумывалось. Я вернулся в Нью-Йорк и снял еще один фильм с Робертом Де Ниро, «Король комедии». После этого хотел взяться за «Последнее искушение Христа», но оригинальный проект на время отложили. Индустрия изменилась, и снимать такие фильмы, исследовать жизни святых стало как будто бы невозможно. И все же мой интерес к персонажам, которые старались жить в подражание Христу, не угасал, и я не сомневался, что когда-нибудь вернусь к этой теме. Немалую часть той энергии и тех рассуждений я все-таки направил на «Последнее искушение»: несколько тяжелых лет спустя нам наконец-то удалось снять этот фильм. И конечно, все это продолжало развиваться, как я и сказал, на протяжении десятилетий, которые я жил вместе с «Молчанием».

– Какой герой из романа Эндо и из твоего фильма впечатляет больше всего? И почему?

– Когда я был помоложе, мне в голову пришла идея снять фильм о том, каково быть священником. У меня самого когда-то было желание пойти, так сказать, по стопам падре Принчипе и