Одиссея Тонино - Тонино Гуэрра

ли те дома, те руины с живописью стен и фантастичностью непридуманной архитектуры. А трава «Луиза» — трава забвения и обновления. Она-то наверняка была. Все действие философско-фантастической притчи о герое (вы. конечно. узнали Тонино), которому Некто подарил талисман Лист, оберегающий от молнии, происходит в мире, глубокое погружение в который может стать безвозвратным. Но оберег-Лист вернет миру и жене поэта, живущего на границе яви и сна. Там. где растет трава забвения Луиза.

В реальном «Саду забытых фруктов» в Пеннабили бродят тени Андрея, Федерико и Джульетты. Там реально растет виноград, которым утолял голод Улисс. Там прозрачная вода в античных каменных бассейнах, где стирала белье со своими служанками Навзикая. Теперь там стоят бронзовые. кованые с разными сложностями рельефа те самые листы. Который из них оберег? Листья стоят и в «Саду» возле дома поэта. Они оберегают его от любых молний. Тем более что ежедневно ровно в восемь утра на ковре-самолете воображения одетый с иголочки садится за стол поэт и переносится в любое место земли и неба. Листья оберега — щит. Не только обладающие магическими свойствами. Они также из разряда вопросов без ответа. Они еще и труд. Ежедневный труд мастера, привязанного прочно к миру, дому и, скажем громко, дисциплине жизни. Возможно, это и называется гармонией.

Все, что пишет Тонино Гуэрра, заслуживает пристального досконального исследования. Его поэтическая лаборатория открыта и очень близка и глазу и сердцу. Мы, может быть, узнаем все атомы его творчества и мельчайшие чешуйки легкой пыльцы цветов на крыльях бабочек, которых так любит наш поэт. Но только все равно не понять, что такое живой ток его художественной жизни. И где кончается вечное: «О, мамма миа, что мне делать? Лора!..» и где начинается «трава Луиза».

Книга, которую мы предлагаем тебе, дорогой Читатель. редкая еще и потому, что специально отпечатана ограниченным тиражом. Эта книга создана двумя людьми, встреча которых породила отдельный художественный мир их жизни, их дома и творчества.

Сегодня у них День рождения, а у Музы даже юбилей. Вот почему книг немного. Каждая должна быть уникальна, как биение сердец. Гуэрра живут, обращенные внутрь себя, своего единства и своего одиночества, необходимость которого в творчестве всем давно известна. Но они живут и обращенные в мир, к общению с друзьями и читателями. Сегодня эта связь — в книге «Одиссея Тонино». Конь бывает троянский, а бывает и Пегас. Троянский конь — не только символ предательства, но памяти о том, что есть вечная война, страдание, история, нежданность. Пегас — антитеза, абсолютная противоположность троянскому брату. Пегас — полет, вечное движение, полет художественного воображения, образ гения и друга. И всегда все вместе, об руку с вечной траекторией Троянца и Пегаса. Туда, читатель, где растет «трава Луиза», где от молний оберегает лист Гуэрры. Туда — в «Сад забытых фруктов», где живут поэт и его Муза.

Паола Волкова

Часть первая / Parte prima

Одиссея Тонино / Odiséa di Tonino

Песнь троянского коня / Canto del Cavallo

Однажды в прекрасное утро

Увидели жители Трои,

Как греки, подняв паруса,

Свои корабли повернули

На Итаку. Сняли осаду.

Троянцы вослед им смотрели,

Со стен головами свисая.

Война десять лет продолжалась —

Во все эти долгие годы

Троянцы стеною стояли.

Их камень от бед ограждал.

Глазам своим верить боялись:

Вмиг сделался берег пустынным,

Лишь конь деревянный остался.

Прекрасный, как замок высокий,

Сверкал золоченой спиною.

Живыми пластины златые

На солнце казались, слепили;

Как будто на гриву его

Во тьме светлячки опустились.

«Внесем его в город!» — кричали.

И думалось им:

«Подарок оставили греки

За все причиненное горе».

Не ведали, что говорили,

Ведь конь в своем чреве пустом

Улисса с солдатами прятал:

Как горы под снегом, молчали.

И вот распахнулись ворота

Под натиском рук торопливых.

И ржавые петли скрипели,

Желанью толпы уступали.

И старцы доверились, вместе со всеми

К колоссу коню подходили,

Терялись в ногах, как в колоннах

Собора Сан-Пьетро.

И чрево коня над толпою

Возвысилось тучею темной

И солнце сокрыло.

Тянули за длинные корды,

Колеса в песке утопали.

Конь медленно в город вступал.

И хлопали девы в ладоши —

С ним в Трою веселье впускали.

И дети коня окружили.

За хвост его дергали с криком.

И каждый погладить спешил.

Я маялся, не находя себе места от гадкой тревоги, которая засела у меня в голове после того, как увидел сон.

Приснилось, будто обнаженную Мадонну привязали к брюху белого коня. Видел это повсюду, даже когда глаза утонули в воде реки Мареккьи, такой чистой над камнями, как будто ее не было вовсе. Позднее это ушло.

Я спускался по песку тропинки дубовой рощи. На мои плечи упал желудь, и вдруг вслед за ним посыпались, как легкий град, и другие. И не было ветра. Быть может, им захотелось умереть вместе.

Когда я подошел к капелле Санта Вероника, увидел, что она превратилась в стойло для одного коня.

Белого коня моего сна.

Торжественно плыл мимо окон

И ник головою,

Как кукла-болван в карнавале.

Робкие девы коня сторонились.

Вскоре, однако, смеясь над собою,

Руки тянули к нему и ласкали.

Толпа ликовала, коня провожала

От врат городских,

Снятых вовсе с петель.

Шли четыре и четверть часа,

Добираясь до верхнего Храма.

По камням не скользили колеса

Оттого, что толпа веселилась.

Праздник истинный к вечеру вспыхнул.

Заиграли свирели, забили тамбуры,

И у старцев сидящих в такт задвигались ноги.

Пили все за нежданный подарок.

Троя снова ликует —

Их оставили греки.

Уже ноги не держат мужчин.

Сами женщины юбки задрали.

Все смешалось: жена одного

Своей лаской одарит другого.

Руки, бедра, тела — все сплелось на земле.

Вмиг заснули.

Сои свалил в одночасье.

И приснилось всем вместе одно:

Как из чрева коня