Одиссея Тонино - Тонино Гуэрра

class="v">Он стал редеть.

И белизна исчезла.

Открылось море.

Все опять далеко

Ото всего.

Снег, снегопад, как снежно воздух бел от взвешенной в нем пыли. Мне страшно весело, я знаю, куда пойду. Туда еще в тридцатом шли вместе и старые, и молодые, когда все заметало снегом, и редкие костры согревали руки, а изо рта шел пар. По ночам собирались в кинотеатре «Эден» и смотрели фильм про Африку об искателях жемчуга или погонщиках верблюдов в песках. Весь городок тянул руки к экрану, где жаркий песок согревал глаза. Вот почему и теперь в круговороте снега я возвращался к старому полуразрушенному кинотеатру «Эден» и смотрел на еще сохранившийся желтоватый фасад и влажные пятна на нем.

Песнь Цирцеи / Canto di Circe

Два месяца скитания по морю:

Лишь Богу одному дано

Смиренье возвратить

Восставшим горам вод

И странникам очаг.

Проиграно заведомо сраженье.

Не остается ничего другого в бурю —

Довериться судьбе и затаиться.

Дельфин, запрыгнувший на лодку по ошибке.

Служил им пищей.

Теперь скользило судно без препятствий.

Несомое ладонью усмиренных вод.

Однажды ночью, наконец,

Луна им осветила

Земли полоску.

Казалось, что она к ним приближалась.

Но это лодка медленно плыла

Навстречу острову,

Где обитала волшебница Цирцея.

Красавица заметила несчастных оборванцев,

Что приближались к ней,

Измученных, усталостью убитых.

Слегка дотронулась до них

Волшебной палочкой из тростника —

И на глазах они все превратились

В свиней.

Улисса не было средь них.

Он не сошел на берег.

Остался у руля.

Как только о беде товарищей узнал.

Решил освободить тотчас.

Женщина появилась в этих краях «летающего пуха» в самом начале лета. Худощавая и молодая, разговаривая, она постоянно жестикулировала, что меняло очертания ее тела.

Маленькая церковь в горах, где пол был покрыт травой «Луиза», пробудила ее любопытство.

Однажды утром женщина остановилась возле меня. В то время как я издалека наблюдал за ее молитвой. Без сомнения, она была хороша собой. Однако во всей ее фигуре не было и намека на откровенный вызов. Скорее, хрупкость придавала ей монашеский вид. Возможно, ее неторопливые движения — словно они с опозданием повиновались ей — и вызвали мое любопытство.

Она сразу же заговорила со мной о преимуществах рабства. Подчиниться глубокому убеждению, желание быть ведомым: «Нами всегда управляют указующие стрелы».

Она говорила о своей любви к запаху травы, доносившемуся из маленькой церкви. Он омывал ее волнами духовного спокойствия.

В пути свою Богиню повстречал —

Она Улиссу повелела испить напиток,

Настоянный на черном корне:

Он защитит Улисса

От промыслов Цирцеи.

Невдалеке сбирала Фея

Цветы с полей.

Вокруг нее паслись и свиньи:

Улисса видят и бегут навстречу.

Волшебница смотрела нежно.

Улисса завлекая взглядом.

Но он не оставлял животных.

Приблизиться к ней не желал.

Тогда она цветы бросает: «Лови. Улисс!»

Но падают они на землю.

Волшебница отворотилась и прочь направилась.

Помедлив, вдруг вновь возвратилась.

Свиней коснулась тростником —

И сделались людьми.

Улисс благодарит Цирцею.

Пытается к прекрасной подойти.

Она, внезапно отвернувшись.

Прочь уходит.

Он следует за ней.

И вместе в дом сказочный

Волшебницы вступают.

В свои покои ведет его Цирцея.

Где ложе сплошь подушками укрыто.

В их мягкость окунулась фея.

Улисс застыл, на ложе глядя.

Возник внезапно между ними

Павлин. Хвост веером раскрыл.

До Улисса доносится вопрос Цирцеи.

Смягченный перьями цветными:

«Как звать тебя?»

Улисс задумался и не ответил.

Рука Цирцеи на спине павлина

Покоилась, Улисс дотронулся своею

И молча гладил.

Несколько дней назад я случайно оказался возле дома, где жила Женщина. В тот же миг она открыла дверь и пригласила войти, потому что начинался дождь. Показала мне стеклянную вазу, полную птичьих перьев, разного цвета и формы.

Дождь стучал по крыше, и мы стали слушать, как сбегала вода по дырявым водосточным трубам. Эти звуки сливались и с шумом воды, которую сбрасывали с себя пригоршнями листья.

Мы раздеваемся донага и ложимся в постель, не сдерживая робкой смелости наших жестов. Казалось, тела объяты музыкой дождя. Временами молнии разрывают воздух. Оба зеркала на комоде загораются их отблесками.

«Нужно верить во все, — прошептала мне. — Особенно в то, что кажется невозможным».

Теперь многие думают, что народные поверья ошибочны, и забывают их. Но великие истины не терпят ясности.

Тотчас ее внимание возвращается к дождю. В какой-то момент мне показалось, что ее рука нервно погладила меня, словно хотела сорвать случайно найденный цветок.

Казалось все созвучным грозе.

Когда небесный грохот стих, в комнате еще слышалось учащенное дыхание.

Бывает и такое в жизни: когда смешалось все,

Ты ослеплен

И опьянен моментом.

Дни быстро пролетают.

Сменяя время года.

Весной едва уловишь аромат цветка.

Как вновь наступит вечер.

И под ногами зашуршат сухие листья.

Два года провели вдвоем Улисс и Фея.

Им кажется, что вместе лишь неделю,

Поскольку обо всем забыли.

Однако нечто в глубине души

Тревожило Улисса —

Он счастлив не был до конца.

Однажды с мыслями собраться постарался,

Поднялся на горы вершину, где бил воды источник.

Омыл лицо три раза и после

На песке, водою увлажненном,

Стал чье-то имя тростником чертить.

Заметил, что рука непроизвольно

Слагала буквы в слово «Пенелопа».

Спросил себя: «Кто это мог бы быть?»

И в тот же миг волшебница явилась,

Последовал за ней до самой спальни.

Однажды рано поутру в их комнату большая

Бабочка влетела,

Над ложем долго вилась,

И задрожала Фея.

«Чего ты испуталась?» — спросил Улисс.

Наполнились глаза слезами.

Промолвила Цирцея:

«Она с Олимпа с вестью прилетела».

«Но я ее не слышал!» — Улисс воскликнул.

«Ты — человек, и только. Я — нечто большее».

«Что бабочка сказала?»