На линии огня - Михаил Сидорович Прудников

условия, поставленные Корабельниковым. Лишь после этого, спустя уже несколько дней, начальник разведки «Неуловимых» привел меня на конспиративную квартиру, где давно с нетерпением нас ожидал Франц.　

Не успела еще закрыться дверь, как жандарм нетерпеливо спросил:　

— Где моя дочь?　

— Давайте сначала познакомимся. Я — командир партизанского соединения Прудников. Можете не называться, я знаю вас: фельдфебель Юрген Франц, не так ли?　

— Где она? — повторил Франц, с трудом владея собой.　

— Уверяю вас, в полной безопасности.　

— Чем вы можете подтвердить? Это всего лишь слова.　

— От вас я тоже пока что жду лишь слов. Правда, разумных и искренних. Не хотелось бы торопить вас, но дорога каждая минута. Пребывание здесь смертельно опасно не только для меня, но и для вас. Чем быстрее мы поймем друг друга…　

В горячечной какой-то спешке он перебил меня:　

— Как мы можем понять друг друга? Идет война, смертный бой.　

— И в этом бою, — подхватил я, — вы готовы растерзать младенца, сжечь беременную женщину, выколоть глаза старику? Так, что ли?　

— У вас нет основании обвинять меня в этом, — повысил он голос, впрочем, тут же поправившись: — Лично меня.　

— Вот, вот, — согласился я. — В этом мы и хотели бы убедиться. Я от души надеюсь на вашу искренность. А выводы, к которым мы придем вместе с вами, определят наши дальнейшие совместные интересы.　

Жандарм помолчал, усмехнулся:　

— Понятно! Вы захватили в плен мою дочь и теперь будете шантажировать меня.　

— У нас мало времени, Юрген, — ответил я. — Но придется потратить его и на то, чтобы объяснить вам несколько очевидных истин. Слово «шантаж» не имеет ничего общего с нашей работой. Оно — из лексикона ваших начальников, ими, а не нами, этот способ взят на вооружение. Уверен. у вас еще будет возможность убедиться в этом окончательно.　

— Зачем же вы взяли в плен мою девочку? — горько, с упреком спросил он. — Она еще только начала жить. Она не солдат, не офицер, она не воевала с вами.　

— Вот именно, — сказал я, понемногу теряя терпение. А те, кто лежат во рвах вокруг Полоцка, воевали с вами? Дети! Женщины! Старики!　

— И потому вы решили отомстить…　

— Плохо же вы знаете русских людей, сказал я. — Но не об этом сейчас разговор.　

— О чем же? — В поблескивающих глазах жандарма то появлялась, то угасала надежда.　

— В том, что я хочу помочь вам, — сказал я. — Но, пожалуй, на слово вы мне не поверите. А если я скажу, что вашу дочь взяли в плен не мы, а Фибих? А мы освободили ее из этого плена! Вы потребуете доказательств? Пожалуйста! Вот они! — Я протянул Францу письмо дочери. — Надеюсь, вы узнаете почерк?　

Он читал жадно, торопясь, потом скомкал листок, склонил голову, снова развернул письмо, разгладил и теперь прочел медленно, шевеля губами. На глазах фельдфебеля появились слезы, и ему стоило немалого труда взять себя в руки.　

— А дальше? — спросил он. — Что будет с ней дальше?　

— Если хотите, — ответил я, — мы завтра же переправим ее к вам.　

— Сюда? В Полоцк? — Он не на шутку испугался. — Только не это! Здесь Фибих, он не упустит такой возможности. Может быть, лучше переправить ее обратно в Германию?　

— А что, там Фибих не найдет ее? — резко спросил я, — Или Фибих, или его коллеги.　

— Вы правы, — грустно сказал он, помолчав. — Бог знает, что происходит. Неужели моей дочери безопаснее быть у врагов Германии? Ничего не понимаю!　

— Не мелите чепуху, Юрген! — рассердился я. — Мы враги гитлеризма, а не Германии. Германия — это народ, а не вермахт. Вы прекрасно знаете, как много немецкого народа находится в концлагерях. Знаете, сколько среди них запуганных либо таких, как вы, заплутавших в трех соснах фашизма.　

— Вы надеетесь победить в этой войне? — внезапно спросил Франц.　

— Наша надежда — объективная истина, — без задержки отвечал я. — И в ней вы убеждаетесь даже у себя в тылу. Машина уничтожения человечества не однажды буксовала на землях России. Тот же конец ждет ее и на　этот раз.　

— Что вы хотите от меня? — устало поинтересовался он, немного успокоившись и глядя мне прямо в　глаза.　

— Хочу, чтобы вы приняли участие в борьбе за счастье вашего народа, за счастье дочери, наконец.　

— Странно все это выглядит, — сказал Юрген. — Очень странно. Все немцы воюют на фронтах, а вы предлагаете мне поднять оружие против них,　

— Во-первых, не претендуйте на исключительность, — 　остудил я его пыл. — Оружие против Гитлера подлинные, настоящие сыны немецкого народа подняли давно. Подчеркиваю — против Гитлера и гитлеризма. А во-вторых…　

— И все же — чего вы хотите? — не дослушав, устало повторил он.　

— В общечеловеческом смысле, как и все люди, я хочу скорейшего окончания войны и установления мира на земле. Хочу, чтоб перестала литься кровь, перестали страдать и умирать люди. Разве вы хотите не того же?　

— Конкретно — от меня? — настаивал Юрген.　

— От вас? — переспросил я. — Прежде всего хочу, чтобы вы правильно поняли наш сегодняшний разговор, сделали из него разумные выводы. Чтобы вы сами вздохнули свободно.　

— Вы требовали от меня искренности, — чуть заметно усмехнулся он, — но искренни ли вы сейчас? Командир партизанского соединения — и вдруг идет на опаснейшую операцию ради спасения души одного человека? Сомнительно.　

— Когда-нибудь, со временем, вы поймете и эту мою правоту, — ответил я.　

— Однако стоит мне сделать что-либо для вас… — начал было Юрген.　

— Перестаньте, — прервал я. — Неужели вы до сих пор не поняли, что насилие — не наш метод? Любое ваше действие должно быть только добровольным, сознательным. Теперь вы улавливаете?　

— По крайней мере, у меня есть еще время подумать?　

— Время!.. Человеческая жизнь одновременно и длинна, и коротка. Есть минуты, которые стоят десятилетий. Не истратьте понапрасну именно их.　

— Моя дочь будет жить с вами в лесу? — вдруг спросил он, оставив прежний вопрос.　

— Мы предложили переправить ее в Москву. Она согласилась. Разве вы не прочитали об этом в письме?　

— Я могу повидаться с ней? — сказал он быстро, не отрывая от меня взгляда.　

— Организовать это будет нелегко, — не стал таиться я. — Вы сами должны понимать: всюду фронт, всюду идет война. Но мы пойдем на это. Подробности сообщим позже.　

— Как? — спросил ом.　

— Это наша забота, — сказал я, считая разговор　законченным. — Сейчас советую не уходить сразу. Переждите какое-то время. Через несколько дней наш человек сам отыщет вас и сообщит о себе.　

Так в стане врага у нас появился серьезный помощник. Однако не после встречи с дочерью, а немного раньше Юрген Франц выразил полное согласие сотрудничать с нами. Уже в следующую встречу мы получили от него