Миры Пон Джун-хо. Культовый режиссер и его работы - Дон-чжин Ли

что мысли Ки-у витают где-то далеко, и начинает его расспрашивать. В фильме эти двое целуются дважды. Во время первого поцелуя в первой половине фильма Ки-у, убедившись, что Да-хэ влюблена в него, мечтает о социальном взлете, который тот может получить благодаря этим отношениям. Но во время второго поцелуя, несмотря на ее неизменную любовь, он принимает решение спуститься вниз. Осознает, что ему здесь не место, и достает из сумки камень, который «поведал» ему об этом.

#152 Ки-тхэк снова упоминает о «любви Тон-ика»

152–1

В «Паразитах» связь между тремя семьями начинается с актерской игры и ею же завершается. Начинается она с игры Ки-у, исполняющего роль мужчины, который ищет работу, и заканчивается игрой Да-сонга, который изображает мужчину, спасающего девушку от беды. Роль по поиску работы успешна, в то время как роль спасения проваливается. Ведь, по сути, эта история о том, что, получив рабочие места, они теряют людей.

152–2

Вопрос Ки-тхэка, который он задает, изображая дружелюбие: «Но ведь вы любите свою жену?», вероятнее всего, вызван искренним любопытством. Но когда в саду он во второй раз упоминает «любовь к госпоже», это уже абсолютная насмешка. Лишенный возможности и средств говорить правду, он довольствуется язвительным сарказмом. В ответ на личную насмешку Тон-ик отвечает высокомерием, присущим его классу, напоминая, что «это также часть работы».

152–3

Напряжение, сформированное двумя актерами, длится до самого финала, поэтому нет необходимости словесного разъяснения психологии человека, совершающего убийство в конце. В сцене, где напряжение между двумя мужчинами, потерявшими баланс сил, достигает пика, Сон Кан-хо, смотрящий на Ли Сон-гюна, готов вот-вот взорваться – это выглядит действительно устрашающе.

#153 Ки-чжон просят нести торт

Ки-чжон и Чун-сок, сожалеющие о сложившейся ситуации из-за хаоса и истерии вчерашней ночи, хотят спуститься в потайное пространство в подвале и позаботиться о Мун-кван и Кын-сэ. Однако прежде Ки-чжон, догадавшаяся о травме Да-сонга, должна сыграть свою последнюю роль-сюрприз. И в этот момент происходит взрыв всего, что было подавлено ранее.

#154~157 Ки-у ударяют по голове камнем

154~157–1

В отличие от самой первой попытки отодвинуть шкаф и попасть в подвал, Ки-у справляется с этой задачей самостоятельно. Он хочет даровать безнадежным, по его мнению, Мун-кван и Кын-сэ, смерть от удара камнем. Однако в результате контратаки Кын-сэ он, словно собака, пытается вырваться из петли на шее. Но в итоге герой падает и дважды получает удар по голове своим же камнем – точно так, как он планировал сделать с Мун-кван и Кын-сэ. Мун-кван погибла от травмы головы, поэтому Кын-сэ мстит аналогичным способом.

154~157–2

Нападение Кын-сэ символизирует месть отсутствия плана – его наличию. Похоже, что два удара символизируют противостояние двум планам Ки-у, показанным в фильме. Первый связан с трудоустройством семьи, второй – «основательный план» из эпилога. Словно давая понять, что план заработать много денег и вызволить отца из подвала – абсолютно пустая трата времени, камень еще раз ударяет его по голове, ставя точку. Валун, который казался священной реликвией, способной помочь исполнению мечты, на деле тянет на дно реальности.

#158~160 Все приходит к погибели

158~160–1

Тон-ик и Ки-тхэк должны были изображать «плохих» индейцев (возможно, имелись в виду европейцы), нападающих на Ки-чжон, а «хороший» индеец Да-сонг должен был прогнать их. Они стремились показать не войну между белыми и индейцами, а борьбу между индейцами. Если заменить расовый элемент праздничного спектакля на классовый, то он станет аналогичен первой половине развернувшейся трагедии. Изначально драка в саду произошла не между Тон-иком из высшего класса и Кын-сэ или Ки-тхэком, а между двумя семьями из низшего класса. (В отличие от Ки-тхэка, на голове Кын-сэ нет индейского головного убора, но следы крови на его лице напоминают традиционную боевую раскраску индейских воинов. Следуя этому контексту, можно ли считать здесь кого-то «хорошим» индейцем?)

158~160–2

Однако Тон-ик и Ки-тхэк, изображающие индейцев, вне спектакля относятся к совершенно разным классам. Вторая часть трагедии, в которой Ки-тхэк убивает Тон-ика, отражает реальный конфликт, в отличие от первой, которая символизирует метафорическую трагедию (спектакль). До этого момента была показана борьба только между представителями низшего класса, но, по сути, это история о межклассовом конфликте. Нож, которым размахивает Ки-тхэк, – клинок его класса, которым он поражает сердце Тон-ика. Месть за смертельный удар, который Кын-сэ наносит Ки-чжон, приводит не к нему, но поражает насмерть Тон-ика, и в этом мы видим истинную суть ужасной трагедии.

158~160–3

Кульминация происходит за пределами спектакля. Пока Ки-тхэк зажимает рану на груди Ки-чжон, а Тон-ик, зажав нос, вытаскивает ключ из-под тела Кын-сэ, на головах обоих мужчин – роучи, индейские головные уборы. Однако, когда Ки-тхэк, увидев зажатый нос Тон-ика, выхватывает нож Кын-сэ и направляется к нему, с его головы уже слетел роуч. Далее Ки-тхэк сначала стягивает роуч с головы Тон-ика и, только когда тот поворачивается к нему лицом, ударяет ножом в сердце. Таким образом, Ки-тхэк выходит из роли и убивает Тон-ика в реальной жизни. Спектакль о борьбе между представителями одного класса завершен. Таков трагический финал романтизированного союза двух одиноких мужчин.

158~160–4

Перед финальным убийством заканчивается всякое притворство. Игра в получение и сохранение рабочих мест завершена. Притворство о том, что ты не существуешь ради жизни в потайном подвале, тоже закончилось. Как и игра в индейцев для освобождения от травмы. Закончилось и притворство уважительного отношения к низшему классу, замаскированное под видом вежливых манер и слов. Более того, закончилось притворство ради сохранения работы, когда герои делали вид, что не являются семьей. В конце концов, Ки-тхэк, выйдя за пределы этой категории, проявляет классовую солидарность к униженному Кын-сэ и объединяется с ним.

158~160–5

Кризис с женой, Чун-сок, который чуть было не привел к катастрофе из-за сравнения с тараканом, разрешен благодаря актерской игре. Грубый захват за ворот и ледяной взгляд уступили место смеху, будто все это всего лишь шутка, и они сумели избежать кризиса. Смех – единственный способ предотвратить катастрофы и решить проблемы. Так они убегали от реальности через актерскую игру. Чун-сок сказала: «Если бы это было реально, тебе был бы конец!» Однако кризис с Тон-иком развивается совершенно иначе. Ситуация с Тон-иком, не принадлежащим к их классу и не являющимся членом семьи, заставляет выйти за пределы игры, где все можно было обернуть в шутку, и в конечном итоге все заканчивается жестокой реальностью. Все было по-настоящему, поэтому в конце наступает смерть. Будь то биологическая смерть, как у Кын-сэ, Мун-кван и Ки-чжон, или социальная, как у Ки-тхэка, или духовная, как у Ки-у.

158~160–6

Когда Ки-тхэк зажимает рану на груди Ки-чжон, чтобы остановить кровотечение, она просит его перестать, так как это только усиливает боль. Особенно символично эти слова звучат из уст