Записки о виденном и слышанном - Евлалия Павловна Казанович

эпизод в некрасовском «Кому живется весело на Руси». Там аналогичный сюжет: кучер в отместку барину вешается у него на глазах232. У Достоевского девочка вешается без всякой мысли об отместке, но Достоевский за нее делает смерть ее на глазах чиновника возмездием этому самому чиновнику за его грех перед девочкой. Надо будет сказать об этом Кони.

Еще много интересных мелочей сообщил мне Кони, но не буду уж приводить их здесь; все они, верно, попадут в печать.

Вот, впрочем, и задача для Кони: вытряхнуть из себя все, что еще осталось в нем неизвестного для публики: слишком много видел он на своем веку, и, пожалуй, на это века не хватит.

Все это очень хорошо, но что же я-то все-таки напишу о Достоевском для газеты! Ведь одними цифрами233 биографическими не отделаешься234.

18/XI. Открытие прошло очень хорошо, несмотря на 2 неожиданности: вместо Немировича-Данченко, который уехал за границу, Харитон прочел статью Горнфельда о Достоевском, и Кони приехал тогда, когда заседание окончилось и публика была в разгаре осмотра выставки. Но так как Кони заявил о желании сказать свое слово о Достоевском, хотя и с опозданием, – Нестор Александрович пригласил публику в зал, и заседание возобновилось, без председателя: Карский уже ушел. Публики было много, холод был большой, и все же все, по-видимому, остались довольны235.

24 ноября. После 60‑х годов атеистическое мировоззрение глубоко укоренилось в сознании передовой русской интеллигенции. На его почве вырос наш марксистский материалистический социализм. Но не чужды атеистическому складу ума были и такие представители 40‑х годов, как Герцен, Тургенев и даже Лев Толстой. Несмотря на все свои искренние стремления построить себе христианское мировоззрение, Толстой постиг Бога умом, но сердцем, но всем мистическим существом своим остался чужд Ему до самой смерти. Отсюда – постоянные метания, отсюда – постоянная борьба с собой, отсюда – отсутствие покоя, непримиренность ни с жизнью, ни со смертью. Толстой всю вторую половину своей жизни страстно хотел уверовать, перестроить свое мистическое подсознание на религиозно-христианской основе – и не мог; в этом и заключалась его великая борьба, трагедия его души, разлад его жизни между словом и делом, попытки к «уходу»: с помощью внешней силы он думал вызвать к жизни силу внутреннюю, в условиях монастыря – осуществить свою немонастырскую программу. Если бы он верил сердцем – он был бы старцем Зосимой; он хотел им быть, но – не мог… Интересно отметить одну особенность: сомнениями ума Толстой, мне кажется, не страдал; как только теоретический ум привел Толстого к построению Бога (Толстой именно построил Бога), – он его принял, но душой в Него не уверовал; душа его осталась атеистической, и страдания Толстого – в разладе между умом и душой.

В силу такого склада своего духовного существа Толстой явился гранью двух религиозных сознаний русского интеллигента: религиозного по традиции, до начала атеистической борьбы (Пушкин), и религиозного после победы над атеизмом («Вехи»). Представители молодого поколения религиозной интеллигенции, вступающие в жизнь в настоящий момент, обрели целость религиозного сознания: для них – Бог есть жизнь, и раздвоения между умом и подсознательными чувствами они не знают. Достоевский предсказал такого человека, и он в наши дни явился: Б. И. Коплан236 – Алеша237, не героический, каким сделало его художественное творчество, но реальный, житейский, живой. Вряд ли развернет он большую силу поэтического таланта, может быть, даже не успеет как следует проявить свою поэтическую особенность – я думаю, что он недолговечен – все же он будет и останется предшественником нового большого поэта, который, изойдя из Пушкина и преломившись в Блоке, поставит новую вершину поэзии, имеющую основанием религиозное миросозерцание и религиозное сознание, дорогу которым проложил атеистический социализм. Но это – дело будущего, близкого или далекого, в зависимости от того, когда появится этот крупный талант; быть может, он уже ходит среди нас, а быть может, нужно еще не одно поколение, чтобы его вырастить и укрепить новые условия жизни.

Что касается Блока, то он – не дошел, умер в пути, как хорошо сказал об нем Энгельгардт238. Блок, в противоположность Толстому, уже предчувствовал Бога, но еще не осознал его; он был порождением атеистического социализма, с одной стороны, но с другой – носил в себе семена будущего сознания. Творческое слово-символ было для него слиянием обоих элементов, и в нем оно достигло расцвета. Время не исключит Блока из нашей поэзии, а пожалуй – и из мировой, как ни утверждают это староверы; наоборот, оно только расширит и упрочит его место в истории русской поэзии, русской литературы, русского сознания.

27 ноября. Сегодня Гофман изложил нам (Энгельгардту и мне) свой проект перестройки работ Пушкинского Дома по новому плану. Нельзя не сознаться, что предлагаемая им программа вполне основательна и может сдвинуть дело с мертвой точки, на которой мы стояли. Модзалевский, проявивший большую энергию в накоплении научных материалов, которыми богат Пушкинский Дом, оказался в конце концов совершенно неспособным вдохнуть в дело живую душу, как по собственной научной ограниченности, несмотря на всю огромность своих чисто архивных, впрочем, знаний, так и по отсутствию инициативы и отчасти – по неумению выбирать людей, т. к. в деле выбора он руководствуется главным образом соображениями личной симпатии. Программа Гофмана не только основательна, но и интересна. Кроме того, она полезна в том отношении, что в перестроенном по-новому Пушкинском Доме найдут себе место и применение всякие способности, и люди различной квалификации будут иметь вполне подходящую для себя работу, если и не всегда безусловно для них интересную, то, во всяком случае, более или менее сообразную с их способностями и познаниями. В чем заключается эта программа – будет видно из самого дела, т. к. трудно предположить, чтобы она встретила противодействие с чьей-нибудь стороны, даже и со стороны самого Модзалевского, и в этом последнем случае потому, что предлагается она человеком, ему приятным.

31 декабря. С усталой, больной и непримиренной душой стою я пред тобой, новый незнакомец, и с мольбой протягиваю к тебе руки… О чем прошу?.. Чего могу желать?.. На этот раз – немногого: забвения в работе и покоя хотя бы в смерти, так как в бурях жизни мне не суждено было обрести их…239

1922 [год]

13–14 января. Стоит жить только тогда, когда живешь всей мыслью, всеми чувствами, всеми инстинктами. Да, чувствами и инстинктами, как добрыми, так и злыми, потому что тогда происходит столкновение их,