Её звали Салтанат. Как смерть одной девушки изменила законодательство огромной страны - Айтбек Амангелди

этого момента Салта начала немного нервничать. Она спросила, кто это такая и почему она меня целует. Я сказал, что это моя бывшая коллега.

Мы сдали верхнюю одежду и прошли в зал. По пути Аида с Салтой напомнили мне про шампанское. Я вышел, позвонил в ресторан и попросил принести три больших бумажных стакана шампанского. Я остался ждать на улице. Официант перепутал адрес, и, пока он меня искал, прошло минут сорок. Я замерз, опоздал на концерт и был несколько раздражен всем этим. Кроме того, я вспомнил, что Салтанат забыла заказать для меня дезодорант, который заказывала обычно. Наконец я вошел в зал. Два стакана вручил Аиде и Салтанат, один оставил себе. Я спросил у Салты, почему она забыла заказать дезодорант. Она ответила, что хотела сэкономить на доставке. Я спросил: «Ты решила сэкономить 600 тенге?» Она ответила: «Да».

Между тем концерт шел. Я, если честно, не хотел оставаться, мне не нравится Дима Билан. Я сказал: «Может быть, я пойду, а вы с Аидой останетесь?» Я был еще расстроен кое-какими обстоятельствами на работе, и у меня мысли были заняты совсем другим. Салтанат сказала: «Мы же вместе пришли, давай вместе и уйдем. Досиди уже». Я согласился остаться, но было видно, что мое желание уйти ее расстроило. Она изменилась в лице. Прошло еще минут пять, и вдруг она резко вскочила и крикнула мне: «Раз ты не хочешь смотреть, я ухожу. Пошли со мной». Я немного опешил, потому что мне казалось, что маленький конфликт между нами уже исчерпан. Она вышла, я еще минуту посидел, не зная, вернется она или нет.

Я не понимал, что происходит. Убедившись, что она не вернется, я вышел за ней в фойе. Она в это время как раз вышла из туалета и направилась в сторону гардероба. Она начала сильно возмущаться. Я спросил, почему она уходит. Она ответила, что я испортил ей настроение, опозорил ее перед Аидой. Я спросил, каким образом. Она сказала, что та увидела, что она расстроилась. Я сказал, что нет никакой проблемы, и предложил вернуться в зал. Она начала кричать на меня. Я предложил ей сесть в кресла и поговорить о том, что происходит. Мы присели. Она была в сильном раздражении и продолжала утверждать, что я ее опозорил. Я снова спросил: «Чем?» Она сказала, что тем, что я сказал, что хочу уйти. Я попросил прощения и сказал, что не хотел ее обидеть и не понимаю, как я ее этим мог опозорить перед Аидой. Я снова предложил вернуться на концерт. Она крикнула: «Я ухожу!» Я сам стал уже нервничать, потому что она разговаривала на повышенных тонах.

Она быстро направилась к гардеробу, я пошел за ней. Я говорил: ну остановись, что за глупости? Давай вернемся. Она снова закричала, что я ее опозорил. Я уже сам завелся. Она столько раз произнесла это слово, что я ей сказал: «Ты сама себя опозорила». Я надеялся, что мне удастся ее остановить, что мы вернемся, но она уже вполне вошла в свое состояние, и я не мог понять, что мне делать.

Мы дошли до гардероба. Она была так взволнована, что не могла найти номерок, хотя он был у нее в сумке. Она сказала, что потеряла его, и пошла к выходу без верхней одежды. Я догнал ее, набросил ей на плечи свою куртку. Я уговаривал ее быть благоразумной, предлагал вернуться. Я говорил: «Давай не будем ссориться на ровном месте». Она ответила: «Я хочу уйти. Я сейчас поеду к брату». Я сказал: «Объясни: что происходит?» Она вышла на улицу и быстро направилась в сторону бизнес-центра «Москва», где находился наш ресторан. Я шел за ней и просил ее успокоиться и взять себя в руки. Она не слушала и шла очень быстрым шагом. Я спросил, что она собирается делать. Она сказала, что сейчас дойдет до бизнес-центра и вызовет такси. Я молча пошел за ней, ожидая, что сейчас мы дойдем до бизнес-центра «Москва», она возьмет машину, потому что там всегда стоят таксисты, и уедет. Я уже внутренне согласился с этим. Но она пошла дальше, в сторону ресторана. Из этого я заключил, что она сомневается, правильно ли она поступает, потому что, ничего не объясняя, она просто пошла мимо такси. Я пошел за ней. Мы вошли в гастроцентр, она поднялась в ресторан.

Когда мы поднялись в BAU, я опять спросил, что она собирается делать. Она сказала: давай зайдем в ВИП-зал и там поговорим. Я согласился. Мы прошли в пятый ВИП-зал. Она села за столик, я – напротив. Я попросил ее рассказать о том, что заставляет ее так нервничать. Я напомнил, что мы пять дней назад все это обсуждали и она сказала, что больше такого не будет, что она не будет убегать, уходить, не будет в таких состояниях.

Мы заказали бутылку шампанского, я налил ей и себе. Было около половины десятого. Я три часа выслушивал от нее претензии и обиды, основная суть которых сводилась к тому, что я уехал без нее в Турцию и что, когда мы с ней расстались в октябре (мы разъехались с 25 сентября по 10 октября), она якобы видела, как я звонил другим женщинам и переписывался с ними. Я молча слушал все ее упреки. Я подумал: пусть выговорится, успокоится. Я не спорил и не возражал. Я думал, что она успокоится и мне удастся уговорить ее поехать домой. Иногда я пытался возразить, что ее замечания несправедливы; я говорил, что она сама не раз уходила от меня ночевать в гостиницу, ничего не объясняя. Я говорил, что, на мой взгляд, она сама начинает конфликт. Это нельзя было даже назвать ссорой. Это был ее монолог, который я слушал и иногда пытался вставить слово. Мне не хотелось быть виноватым во всем, хотелось, чтобы она тоже признала, что где-то неправа.

Мы выпили две бутылки шампанского, пока говорили. Я ожидал, что сейчас она выпьет, расслабится, выговорится и на этом инцидент будет исчерпан. В это время ей позвонила Аида и сказала, что концерт закончился. Это было около 11 вечера. Салтанат не успокаивалась. Я подумал, что если она собирается все-таки ехать к брату, то и я не буду сидеть, ждать, переживать. Хочет уйти – пусть. Я позвонил другу, спросил, где он. Он сказал, что они сейчас с друзьями в таком-то заведении. Я решил, что если Салтанат не останется, то я присоединюсь к нему. Дело в том, что она все время говорила, что уйдет, но не уходила.

Где-то в половине