Ленинград Сергея Довлатова в объективе фотокамеры - Сергей Донатович Довлатов
Ленинград Сергея Довлатова в объективе фотокамеры читать книгу онлайн
Творчество Сергея Довлатова неразрывно связано с Ленинградом: сюжеты многих его произведений вписаны в топографию города, в его культурную среду и повседневную жизнь. Улицы, проспекты, квартиры, магазины, музеи, кафе и рестораны, театры и кинотеатры, различные социальные и административные учреждения – все эти и многие другие городские реалии вошли в прозу Довлатова как ее важные составляющие. Можно сказать, что сам Ленинград – один из его любимых героев. Редкие фотографии, включенные в этот альбом, были сделаны в 1960– 1970-х годах. Они не только позволяют увидеть, каким был город несколько десятилетий назад, но и становятся иллюстрациями к произведениям Довлатова: сопровождаемые цитатами с «закадровым» голосом рассказчика, вместе с ними образуя некий сверхсюжет, работы выдающихся мастеров ленинградской фотографии – Натальи Шарымовой, Валентина Барановского, Ильи Наровлянского, Всеволода Тарасевича – напоминают нам о персонажах и ситуациях из рассказов и повестей Сергея Довлатова, об удивительном и непреходящем обаянии его таланта.
В издание вошли и несколько рассказов, написанных Довлатовым в разное время. Книгу открывает статья литературоведа и критика Андрея Арьева.
Улица Бродского, гостиница «Европейская». 1965–1966
Фото Всеволода Тарасевича
Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
Я уже тогда знал о существовании неофициальной литературы. О существовании так называемой второй культурной действительности. Той самой действительности, которая через несколько лет превратится в единственную реальность…
(«Ремесло»)
В час пик на Дворцовом мосту. Начало 1970-х
Фото Ильи Наровлянского
ЦГАКФФД СПб.
Член Союза художников СССР, искусствовед Э. Пименова проводит экскурсию по выставке работ ленинградских графиков «Молодежь в искусстве»
Фото Ильи Наровлянского
ЦГАКФФД СПб.
Задумывались ли вы о том, что социалистическое искусство приближается к магии. Что оно напоминает ритуальную и культовую живопись древних.
Рисуешь на скале бизона – получаешь вечером жаркое.
Так же рассуждают чиновники от социалистического искусства. Если изобразить нечто положительное, то всем будет хорошо. А если отрицательное, то наоборот. Если живописать стахановский подвиг, то все будут хорошо работать. И так далее.
(«Зона»)
Мы погуляли еще немного. В траве желтели обрывки использованных билетов. В лужах плавали щепки от мороженого. Солнце, остывая, исчезло за деревьями. Мы подошли к остановке и сели в трамвай. Быстрая музыка догоняла его на поворотах.
Затем мы снова шли по набережной. В сгущавшихся сумерках река была почти невидима. Но близость ее ощущалась.
Неоновые огни делали лица прохожих строгими, чистыми и таинственными.
(«Филиал»)
Белые ночи. Банковский мост через канал Грибоедова. 1965–1966
Фото Всеволода Тарасевича
Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
Велосипедистки на набережной Фонтанки. 1965–1967
Фото Всеволода Тарасевича
Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
Шел дождь, и я подумал: вот она, петербургская литературная традиция. Вся эта хваленая «школа» есть сплошное описание дурной погоды. Весь «матовый блеск ее стиля» – асфальт после дождя…
(«Заповедник»)
…я полюбил джаз. Я полюбил его в шестидесятые годы интеллектуального расцвета. За оптимизм и непосредственность. За возрождение соборных чувств. За прозорливость к шансам гадкого утенка…
У меня появились знакомые американцы. (Джейн Галахер – откликнись!)
Я любил независимость их поведения. Элегантную небрежность манер. Презрение к условным нормам. Отсутствие музейного трепета. Мне нравились даже их узковатые пиджаки и одинаковые замшевые туфли…
(«Свой американец»)
Концерт художественной самодеятельности Ленинградского электротехнического института им. В. И. Ульянова (Ленина). 1960-е
Фото Всеволода Тарасевича Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
Выступление участников хора студентов Ленинградского государственного университета им. А. А. Жданова на лестнице Центрального военно-морского музея. Конец 1950-х – начало 1960-х
Фото Ильи Наровлянского
ЦГАКФФД СПб.
Каким только страстям не предавался я в беспечной и отчасти загубленной жизни! Был авиамоделистом и фехтовальщиком. Две недели коллекционировал марки. Около года писал чудовищные лирические стихи.
Более того, я пел в университетском хоре. Пока меня не выгнали с третьего курса. Выгнали, как я догадываюсь, не за хоровое пение, а за сольное. Говорят, я пел идейно чуждым баритоном…
(«Колесо Фортуны»)
Горожане наблюдают за ледоходом с гранитной пристани со сфинксами на Университетской набережной. Конец 1960-х
Фото Ильи Наровлянского ЦГАКФФД СПб.
Раза четыре я сдавал экзамен по немецкому языку. И каждый раз проваливался.
Языка я не знал совершенно. Ни единого слова. Кроме имен вождей мирового пролетариата. И наконец меня выгнали. Я же, как водится, намекал, что страдаю за правду.
(«Ремесло»)
Вскоре я начал работать смотрителем фасадов. Это была странная должность. Я наблюдал за историческими памятниками, которые охранялись государством. Реально это значило – стирать мокрой тряпкой всяческую похабщину, а также бесконечные «Зина + Костя».
Я целыми днями бродил по городу. Вероятно, я и раньше был смотрителем фасадов, только не подозревал об этом. А главное, не получал за это денег.
(«Филиал»)
На набережной Мойки. 1965–1967
(Вид на Строгановский дворец и левый корпус дворца К. Г. Разумовского)
Фото Всеволода Тарасевича
Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
На Невском проспекте. 1965–1967
Фото Всеволода Тарасевича
Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
Моросил дождь. В сыром полумраке желтели фары машин и огни автоматов с газированной водой. Толпа поредела, лишившись ярких красок. Темнота, казалось, приглушила звуки. Над городом стоял негромкий мерный гул.
(«Солдаты на Невском»)
Конечно, мне и раньше случалось надолго покидать Ленинград. Но тогда я знал, что могу вернуться. И все равно умирал от тоски…
В армии у нас было такое печальное развлечение. Собирались бывшие ленинградцы и начинали вспоминать… дома. По улице Ракова, скажем. Один за другим. Какого цвета, сколько этажей?.. Что там было внизу – закусочная, ателье проката?..
(«Марш одиноких»)
Осень в Летнем саду. 1965–1966
Фото Всеволода Тарасевича
Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
У телефонной будки около гостиницы «Октябрьская». 1965–1967
Фото Всеволода Тарасевича
Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
Вот телефонная будка. Чье-то имя нацарапано гвоздем. В глубине – металлический ящик с диском и цифрами. Ты достаешь монету – плоский железный кружок с рельефом, едва заметным на ощупь. Опускаешь ее в узкую косую щель. Кусочек металла, замерев на секунду, проваливается внутрь. Он блуждает среди невидимых контактов, затем щелчок – из пустоты выплывает хрипловатый Тасин голос:
– Алло!.. Алло!.. О господи, алло!..
Я и не подозревал, что в городе столько телефонных будок.
Чьи-то лица проплывали мимо, строгие и безучастные, как утренние газеты. Вряд ли хоть одно из них было отмечено печатью гения. А впрочем, знаков обреченности я не увидел тоже.
(«Филиал»)
Вид с крыши дома 68 по Невскому проспекту на здание Дворца пионеров им. А. А. Жданова. 1958
ЦГАКФФД СПб.
– Бывали раньше на крыше?
– Никогда в жизни, – ответила Таня.
Добавив:
– Но я всегда ужасно завидовала Терешковой…
– Там, – говорю, – Казанский собор… За ним – Адмиралтейство… А это – Пушкинский театр…
Мы подошли к ограде. Далеко под нами шумел вечерний город.
(«Заповедник»)
Мы спустились в лифте и подошли к остановке такси.
Начинало темнеть. Снег казался голубоватым. В сумерках растворялись неоновые огни.
Мы были на стоянке первыми. Рита всю дорогу молчала. Произнесла одну-единственную фразу:
– Вы одеваетесь, как босяк!
Я ответил:
– Ничего страшного. Представьте себе, что я монтер или водопроводчик. Аристократка торопится домой в сопровождении электромонтера. Все нормально.
Подошла машина. Я взялся за ручку. Откуда-то выскочили двое рослых парней. Один говорит:
– Мы спешим, борода!
И пытается отодвинуть меня в сторону. Второй протискивается на заднее сиденье.
Это было уже слишком.
(«Чемодан»)
