Ленинград Сергея Довлатова в объективе фотокамеры - Сергей Донатович Довлатов
Ленинград Сергея Довлатова в объективе фотокамеры читать книгу онлайн
Творчество Сергея Довлатова неразрывно связано с Ленинградом: сюжеты многих его произведений вписаны в топографию города, в его культурную среду и повседневную жизнь. Улицы, проспекты, квартиры, магазины, музеи, кафе и рестораны, театры и кинотеатры, различные социальные и административные учреждения – все эти и многие другие городские реалии вошли в прозу Довлатова как ее важные составляющие. Можно сказать, что сам Ленинград – один из его любимых героев. Редкие фотографии, включенные в этот альбом, были сделаны в 1960– 1970-х годах. Они не только позволяют увидеть, каким был город несколько десятилетий назад, но и становятся иллюстрациями к произведениям Довлатова: сопровождаемые цитатами с «закадровым» голосом рассказчика, вместе с ними образуя некий сверхсюжет, работы выдающихся мастеров ленинградской фотографии – Натальи Шарымовой, Валентина Барановского, Ильи Наровлянского, Всеволода Тарасевича – напоминают нам о персонажах и ситуациях из рассказов и повестей Сергея Довлатова, об удивительном и непреходящем обаянии его таланта.
В издание вошли и несколько рассказов, написанных Довлатовым в разное время. Книгу открывает статья литературоведа и критика Андрея Арьева.
Я завалил редакции своими произведениями. И получил не менее ста отказов.
Это было странно.
Я не был мятежным автором. Не интересовался политикой. Не допускал в своих писаниях чрезмерного эротизма. Не затрагивал еврейской проблемы. 〈…〉
Я не был антисоветским писателем, и все же меня не публиковали. Я все думал – почему? И наконец понял.
Того, о чем я пишу, не существует. То есть в жизни оно, конечно, имеется. А в литературе не существует. Власти притворяются, что этой жизни нет.
(«Как издаваться на Западе?» – выступление на конференции «Третья волна русской литературы в эмиграции»)
У одних сохранилось в памяти ощущение нарастающего праздника и своего рода «культурной революции», другие восприняли оттепель как эпоху манипулирования на грани дозволенной правды и в рамках не столько смягчившейся, сколько растерявшейся и одряхлевшей цензуры.
(«Конец прекрасной эпохи»)
У подземного перехода на Невском проспекте. 1965–1967
Фото Всеволода Тарасевича
Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
Участники первомайской демонстрации на Дворцовой площади. 1960-е
Фото Ильи Наровлянского
ЦГАКФФД СПб.
С детства нас убеждали, что мы – лучше всех. Внушали нам ощущение полного и безграничного совершенства.
Советское – значит отличное! Наше учение – самое верное! Наши луга – самые заливные! Наши морозы – самые трескучие! Наша колбаса – самая отдельная! И так далее…
(«Марш одиноких»)
На Невском проспекте. 1966
Фото Всеволода Тарасевича
Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
…толпа на Невском оказалась пестрой, как и бесчисленные витрины, разноцветные автомобили, непохожие друг на друга дома. Гаенко то и дело разворачивал карту, огромную, как пододеяльник.
– Так, – говорил он, – это Фонтанка, а мы вот тут находимся. Тут мы, Васька, стоим. Понял?
– Чудеса, – охотно поражался Рябов.
(«Солдаты на Невском»)
Таких красивых девушек, как здесь, на Невском, ему доводилось видеть лишь в заграничном фильме «Королева „Шантеклера“». Высокие, тонкие, нарядные, с открытыми смелыми лицами, они шли неторопливо, как пантеры в джунглях, и любая обращала на себя внимание в густой и непроницаемой, казалось бы, толпе.
(«Солдаты на Невском»)
Около подземного перехода. Ожидание. 1965–1967
Фото Всеволода Тарасевича
Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
Юношей я мечтал о замшевой куртке. Я понимаю, что эта мечта лишена духовности. Что она легкомысленна и сугубо материалистична. Для переходного возраста это – нормально.
Затем я последовательно мечтал о самых разных вещах. Причем самого разного масштаба и уровня. Я мечтал о литературной славе и японской зажигалке. О путешествии в Африку и о замене фановой трубы. Я мечтал бросить курить и посмотреть «Амаркорд» Феллини. Прочитать до конца «Волшебную гору» Томаса Манна и научиться расставлять запятые. Поколотить районного хулигана Мурашку и съесть в одиночку шоколадный торт.
(«Как я стал Дедом Морозом»)
На набережной Мойки. 1965–1967
Фото Всеволода Тарасевича Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
Влюбленные на набережной Невы. 1965–1967
Фото Всеволода Тарасевича
Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
…Когда я был студентом-филологом, моя однокурсница полюбила рабочего человека Леню. Они поженились. На свадьбу им подарили альбом репродукций Ван Гога.
– Ван Гог – он что, китаец? – поинтересовался Леня. И добавил: – Я могу нарисовать гораздо лучше…
Однокурсница промолчала. Семейная жизнь дала трещину…
(«Развод по-эмигрантски»)
– Ну, куда пойдем? – спросил ефрейтор Рябов.
– Программа такова, – ответил друг его, – сначала – естественно – Эрмитаж, потом – Медный всадник, дальше, значит, Петропавловская крепость, и под конец – Третьяковская галерея.
– За день столько всего?
– Нормально. Мы особенно вдаваться не будем. Раз, сфотографировано, и дальше… Так, для общего развития.
(«Солдаты на Невском»)
Белые ночи. Вид на Эрмитаж от Дворцового спуска. 1965–1966
Фото Всеволода Тарасевича
Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
В ресторане «Нева». Танцы. 1965–1967
Фото Всеволода Тарасевича Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
…Меня полюбила стройная девушка в импортных туфлях. Звали ее Ася.
Ася познакомила меня с друзьями. Все они были старше нас – инженеры, журналисты, кинооператоры. Был среди них даже один заведующий магазином.
Эти люди хорошо одевались. Любили рестораны, путешествия. У некоторых были собственные автомашины.
Все они казались мне тогда загадочными, сильными и привлекательными. Я хотел быть в этом кругу своим человеком.
(«Чемодан»)
Я убежден, что почти все шпионы действуют неправильно. Они зачем-то маскируются, хитрят, изображают простых советских граждан. Сама таинственность их действий – подозрительна. Им надо вести себя гораздо проще. Во-первых, одеваться как можно шикарнее. Это внушает уважение. Кроме того, не скрывать заграничного акцента. Это вызывает симпатию. А главное – действовать с максимальной бесцеремонностью.
Допустим, шпиона интересует новая баллистическая ракета. Он знакомится в театре с известным конструктором. Приглашает его в ресторан.
Глупо предлагать этому конструктору деньги. Денег у него хватает. Нелепо подвергать конструктора идеологической обработке. Он все это знает и без вас.
Нужно действовать совсем иначе. Нужно выпить. Обнять конструктора за плечи. Хлопнуть его по колену и сказать:
– Как поживаешь, старик? Говорят, изобрел что-то новенькое? Черкни-ка мне на салфетке две-три формулы. Просто ради интереса…
И все. Шпион может считать, что ракета у него в кармане…
(«Чемодан»)
В ресторане «Нева». 1966
Фото Всеволода Тарасевича
Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
Без названия. 1960-е
Фото Всеволода Тарасевича
Собрание Мультимедиа Арт Музея, Москва
…я знал, что где-то есть другая жизнь – красивая, исполненная блеска. Там пишут романы и антироманы, дерутся, едят осьминогов, грустят лишь в кино. Там, сдвинув шляпу на затылок, опрокидывают двойное виски. Там кинозвезды, утомленные магнием, слабеющие от запаха цветов, вяло роняют шпильки на поролоновый ковер…
(«Хочу быть сильным»)
Жил я на улице Зодчего Росси. Ее длина – 340 метров, а ширина и высота зданий – 34 метра. Впрочем, это не имеет значения.
Два близлежащих театра и хореографическая школа формируют стиль этой улицы. Подобно тому, как стиль улицы Чкалова формируют два гастронома и отделение милиции…
Актрисы и балерины разгуливают по этой улице. Актрисы и балерины! Их сопровождают любовники, усачи, негодяи, хозяева жизни.
Распахивается дверца собственного автомобиля. Появляются ноги в ажурных чулках. Затем – синтетическая шуба, ридикюль, браслеты, кольца. И наконец – вся женщина, готовая к решительному, долгому отпору.
(«Хочу быть сильным»)
Вид на улицу Зодчего Росси от площади Ломоносова. Конец 1950-х
Фото Ильи Наровлянского
ЦГАКФФД СПб.
Я носил тогда кеды и гимнастические брюки со штрипками. На бесформенном пиджаке выделялись карманы.
(«Филиал»)
Я и сейчас одет неважно. А раньше одевался еще хуже. В Союзе я был одет настолько плохо, что меня даже корили за это. Вспоминаю, как директор Пушкинского заповедника говорил мне:
– Своими брюками, товарищ Довлатов, вы нарушаете праздничную атмосферу здешних мест…
