Диалоги о вере. Беседы с Мартином Скорсезе - Мартин Чарльз Скорсезе

так что дело тут вовсе не в гангстерах – это касается всех нас. И того, кто мы есть. Да, думать об этом тревожно и неприятно. «Как вы можете ставить меня в одну категорию с убийцами? Они же гангстеры, наркоманы, преступники». Нет, нельзя таким образом просто взять и отрезать от человечества большой кусок. Это все мы.

Сердце истории

– Ты порекомендовал мне посмотреть два фильма братьев Дарденн, «Сын» и «Розетта». Меня они сильно впечатлили, особенно концовки – великолепные у обеих картин. Почему ты мне их посоветовал? Каково твое мнение о братьях Дарденн?

– Я восхищаюсь братьями Дарденн. Они принимают и драматизируют возможность искупления, а как раз эта идея преследует меня почти всю жизнь. Они не отводят взгляд от уродства жизни, которое нас окружает, но для их персонажей всегда остается возможность искупления. И появляется она всегда каким-то неуклюжим, случайным образом, прямо как в жизни. Можно сказать, что братья Дарденн снимают фильмы в жанре «духовного саспенса» о людях, которые живут «на обочине» жизни и в каком-то смысле ищут свой путь. Они не кажутся ни хорошими, ни злыми, просто это люди, старающиеся не ограничиваться одним только выживанием. Они пытаются разглядеть хоть какой-то свет, они пробиваются вперед и открывают дверь для остальных. Меня подобное очень впечатляет. Смотреть такие фильмы непросто, но они трогательные и впечатляющие.

– Ты подарил мне замечательную книгу «Практика Божьего присутствия», написанную братом Лаврентием Воскресения, монахом из ордена кармелитов, в семнадцатом веке. Как ты ее раздобыл? Меня поразила фраза о том, что нужно «принимать помощь Божию всегда и повсюду». Он привык к постоянному присутствию Господа. И вот еще: «Чтобы прийти к Богу, необязательно все время находиться в церкви. Часовню можно построить прямо в своем сердце». Или: «Не нужно больше терзаться поисками [Божьего присутствия]; Он всегда здесь, в любой момент, когда тебе понадобится». И еще одна цитата: «Какая великая ошибка – думать, будто время, отведенное на молитву, чем-то отличается от других моментов». Что тебя поразило в этой книге? Почему ты мне ее посоветовал? В ней описывается то, через что прошел ты сам?

– На YouTube я видел отрывок из конференции с «духовным гуру» по имени Руперт Спайра. Один человек задал ему вопрос по поводу вечности, и Спайра ответил, что она не так уж далеко от нас, как и то место, куда мы отправимся после смерти. По его словам, прошлое всегда у нас за плечами, а будущее, непознанное – всегда впереди. Мы придумали понятия прошлого и будущего, чтобы придать своей жизни какую-то структуру. Однако же все наше существование – оно прямо здесь и сейчас… даже если мы не способны это постичь. На самом деле мы живем в вечности. И эта мысль осталась со мной.

Я говорил об этом с моим другом Кентом Джонсом – он послушал один выпуск подкаста Спайры, посвященного христианским мистикам. Спайра много говорил о Лаврентии и о воскрешении, и Кент решил отыскать эту книгу. Он прочитал ее пару раз, а потом добыл экземпляр и для меня, я тоже ее прочитал и затем подарил тебе.

Меня поразила невероятная простота мысли Лаврентия. Он вовсе не теоретик и не богослов, как Майстер Экхарт[30]. Он не писал проповедей и трактатов – просто делился своим опытом в письмах и беседах с людьми, которые просили совета. Он не был святым. Лаврентий в довольно молодом возрасте решил сменить военное дело на духовное и стал монахом из ордена кармелитов, почти всю жизнь проработал на кухне. Жил в соответствии со своей верой.

В молодости я задавался вопросом: что есть молитва? Для чего она нужна? Что значит молиться за кого-то? И почему молитва ограничена четырьмя стенами церкви? В определенном смысле Лаврентий дал ответы на эти вопросы примером собственной жизни, что видно по фразам, которые ты процитировал. В книге есть еще один замечательный отрывок, где говорится, что он решил поступать так, чтобы целью всех его действий была любовь к Богу и чтобы быть счастливым, когда собираешь соломинки с земли ради любви Господа, «ища Его одного, и ничего другого, даже Его даров». Иными словами, вся жизнь и есть молитва, и у молитвы нет конечной цели. Это сопричастность Богу, и она непрерывна, ведь Он повсюду. Интересная мысль, правда?

– «Убийцы цветочной луны» – фильм духовно напряженный. Билл в исполнении Де Ниро – человек развращенный, в котором глубоко укоренился дурной взгляд на жизнь. Он живет ради земных благ и знает немало уловок – как сделать так, чтобы плохое казалось хорошим. Другую сторону представляет ДиКаприо в роли Эрнеста, парня с чистыми помыслами, чья жажда жизни лишена каких бы то ни было уловок. Билл проникает в его мысли, заражает его стремление к благу стремлением к наживе. В конце концов, какова разница между разными проявлениями зла? Между человеком развращенным и грешником?

– Полагаю, что ты говоришь об их намерениях. В чем разница? А на каком уровне? На духовном? Моральном? У одного есть план, у другого – нет, однако оба творят зло. Могу предположить, что в дантовых кругах ада Биллу досталось бы место пониже, чем у Эрнеста, но действительно ли можно вот так измерить зло? В случае Эрнеста речь идет о заблуждении, о слабости, о бездействии. И все-таки потом Эрнест пытается искупить вину. Из этого ничего не выходит, но он пытается. А вот Билл, со своей стороны, скрывается под маской лицемерно-праведного поведения. В этом, пожалуй, и заключается разница между ними.

– Герой ДиКаприо – крайне сложный и захватывающий своим духовным реализмом персонаж. Ты всегда ставишь человека перед выбором, причем не самым очевидным и предсказуемым. В твоих фильмах важна свобода, которой обладает человеческое существо, – свобода поступать хорошо или плохо? Или, если быть точнее, веришь ли ты в «предназначение» персонажей?

– Я считаю, что всегда необходимо, как ты сказал, ставить человека перед выбором. Режиссеры, естественно, знают, что делают герои и что их ждет в конце. Однако в плане повествования и прежде всего в работе с актерами, думаю, важнее всего сохранять загадку человечества. Почему кто-то поступает именно так? Почему так, а не иначе? В этом и загадка, даже для нас самих.

Стоит добавить, что режиссеры довольно глубоко изучали этот вопрос начиная с сороковых годов. В те годы творческие силы режиссеров и актеров достигли одинакового уровня, а затем баланс сместился в пользу актеров. Начиналось все с фильмов Элии Казана, со школы актерского мастерства Стеллы Адлер, со Сэнфорда Мейснера. Тогда многое изменилось. И режиссеры, и актеры стали исследователями