Палаццо Мадамы: Воображаемый музей Ирины Антоновой - Лев Александрович Данилкин

были «горящим» направлением по сравнению с тем, что творилось в театре, балете, классической музыке, литературе и прочих «отделах». Здесь не было ужаса с разделением МХАТа, здесь не надо было отбирать «Стейнвей» у оперной певицы, здесь не было такого гнезда махровых консерваторов, как в редакции «Нашего современника», не было душителей любых зеленых ростков, как в Академии художеств. Были свои возмутители спокойствия, вроде Глазунова и Шилова, — однако не вызывавшие у начальства особой аллергии, потому что, в отличие от по-настоящему подпольных художников, претендовали не столько на демонтаж сложившейся иерархии, сколько на коммерческий успех. Музейная сфера изобиловала осторожными, прожженными, играющими вдолгую бюрократами, которые вовсе не были против перемен в принципе; просто, обсуждая возможность показать что-то, чего раньше никогда не показывали, они начинали с вопросов: «А не торопимся ли? Может, пусть еще полежит? Не погодить ли еще хотя бы до начала следующей пятилетки?» Даже если кто-нибудь из них и настаивал на экспонировании, условно Шагала, в любом случае не разрешить, отменить или прикрыть раньше срока выставку было гораздо легче, чем запретить фильм, снять с репертуара спектакль или отлучить от сцены какого-нибудь дирижера. Выставка — сложный процесс, который проще забюрократизировать через министерство, Академию художеств, отдел ЦК, саму выставочную институцию. В целом представление о деятельности прогрессивного директора как бесконечной войны с чиновничеством — неверно. Крупные партийные чиновники очень зависимы от общественного мнения; так, министр В. Захаров все время упоминает (В. Захаров. Личное интервью.), что то-то и то-то нельзя было сделать просто так: «а что скажут?», «начнут говорить, что», «тут же все меня обвинят в том, что». Никаких кавалеристских наскоков, все очень аккуратно, без резких движений, с попытками переложить ответственность на непосредственных участников — «вы там решите, а мы посмотрим, что тут можно сделать» — формула разрешения конфликтов любого рода. Таким образом, министерство обычно не инициировало, но, наоборот, старалось гасить конфликты и скорее помогало лояльным подопечным, чем препятствовало им, по крайней мере если те не фрондировали сверх разумного.

417

Который десятилетиями пребывал в состоянии библейской нищеты; где ИА на заседаниях дирекции (Протоколы заседаний дирекции ГМИИ, февраль 1983.) вынуждена долдонить о том, что совершенно недопустим перерасход ламп в два раза и что надо вовремя выключать свет; где было невозможно, хоть ты разбейся в лепешку, купить в отдел графики крайне необходимые ксероксы, да что там ксероксы — достать машинку с латинским шрифтом — это «неразрешимая проблема». И это притом что у Музея даже есть инвалютные рубли, «финские деньги», на строительство, но, чтобы потратить их, проще договориться о строительстве нового музея где-то еще.

418

Зарплата самой ИА в 1987 году — оклад 300 рублей плюс персональная надбавка 150 рублей. Главный хранитель — 270 рублей, зам. завотдела М. Вертоградова — 240 рублей. Зарплаты декабря 1989-го (из газетного объявления о вакансиях в Музее): завсектором искусства, кандидат искусствоведения — 270–360 рублей; младший научный сотрудник — 140 рублей.

419

1988-й: французы из японских музеев, «Графика Сальвадора Дали из коллекции П. Аржиле» (Франция), «От Делакруа до Матисса» — из Метрополитен-музея и Художественного института в Чикаго, в обмен на голландцев Эрмитажа, к визиту президента Рейгана; «Шедевры из Лондонской национальной галереи» — с Караваджо, Вермеером, Веласкесом и тремя Рембрандтами в обмен на французов из Эрмитажа и ГМИИ. 1989-й: «Западноевропейская живопись из Музея истории искусств г. Вены» — в обмен на золото скифов из Эрмитажа, «Эпоха открытий. Современное французское искусство (Париж)».

420

В газетах «Культура і життя», «Вільна Україна», «Ленінська молодь», «Просвіта»: «Судя по аппетитам столичных музейщиков, хотят ограбить повторно», «музейная гранд-дама» (о директоре Пушкинского музея. — Л. Д.), «интересный симбиоз мародеров и правозащитников» и т. д. (Козлов Ю. Проповедь беззакония // Слава Родины. 1996. 27 марта.)

421

Антонова И. Об искусстве и жизни. Разговоры между делом.

422

В. Мизиано. Личное интервью.

423

Выписки автора из архива ГМИИ, протоколы заседаний дирекции.

424

В. Дудаков. Личное интервью.

425

В. Дудаков. Личное интервью.

426

По замечанию В. Мартынова, «в 1988 году на московском аукционе "Сотбис" авангард в лице своего правопреемника — contemporary art — упразднил Советское государство, подтверждением чего и явилось разрушение Берлинской стены на следующий год» (Переломные восьмидесятые в неофициальном искусстве СССР.). Другое дело, что сейчас это замечание кажется неточным: похоже, это государство само провело хорошо спланированную операцию.

427

Акинша К., Козлов Г. «Военнопленное искусство» должно перестать быть трофейным. http://old.nasledie.ru/kyltyra/4_4_2/pkc/25.htm.

428

Сотрудник ГМИИ. Источник, известный автору и пожелавший сохранить инкогнито.

429

Текст написан в 2021 году, тогда же автор интервьюировал А. Л. Расторгуева. К сожалению, в 2023-м А. Л. Расторгуев скончался.

430

В СССР вообще предпочитали не упоминать лишний раз вывезенные в 1945-м из Германии и Восточной Европы культурные ценности, но, когда тема все же попала в публичное пространство, решили остановиться на нейтрально звучащем термине «трофейное искусство»; немцы, «пострадавшая сторона», склонны использовать термин Beutekunst — «награбленное», «добыча, взятая насильно», аналог английского looted art.

431

Возможно, задним числом заявления с предложением передать что-либо ценное от Х к Y кажутся «неслучайными», кем-то инспирированными, подразумевающими некую подоплеку, предложение начать политический — или даже голый денежный — торг; однако это ложное впечатление. Вплоть до конца 1980-х идеалистов в СССР было больше, чем циников, — и они действительно желали «восстановления исторической правды» и грезили «очищением»: если это наше, то пусть все об этом знают, если чужое — давайте разбираться, как так вышло; но надо «разгрести завалы»; разного рода тайны есть у любого государства, но ведь тут речь идет об искусстве — которое нельзя прятать, его не для того бог помогал создавать; кроме теологического аргумента, есть и более практический: если искусство не показывать — то оно либо просто сгниет в этих запасниках, либо, что еще более вероятно, его растащат: подменят, спишут и так далее — ревизии-то может делать очень ограниченный круг лиц; а на выставку может прийти кто угодно и ткнуть — ба, да у вас фальшивка! И все вскроется. Характерный пример такого рода стихийного идеалиста — ветеран ВОВ А. Балдин, который в 1945-м увез из Германии огромную коллекцию рисунков (Ян Брейгель Старший, Делакруа, Дюрер, Гойя, Мане, Тулуз-Лотрек)