Редактор. Закулисье успеха и революция в книжном мире - Сара Б. Франклин

дал Джудит и Полу инструкции, какие продукты почистить и нарезать, и ушел на работу. Пока гора овощей росла, Джудит все больше волновалась. Но Пьер, как и обещал, вернулся в обеденный перерыв, повязал фартук и принялся за работу. Он мастерски разделал кроликов и поставил на плиту огромный котел с водой и приправами, чтобы отварить рыбу. Когда та была готова, Пьер показал своим ученикам, как протереть ее через тканевое сито. Затем шеф-повар снова ушел, предоставив доделывать ужин своим подмастерьям.

Пол целый день расставлял в салоне столики и тренировался носить поднос, а Джудит держала фронт на кухне. У нее болели пальцы от того, что она резала по-французски стручковую фасоль, и ныли руки, по локоть облепленные рыбной мякотью. Джудит не ожидала такого объема работы, но ее подбадривали восторг от обучения и чувственность труда. Ее разрумянившиеся от усилий щеки были усеяны кусочками трав, и она веселилась на славу. Она не чувствовала того недовольства, которое испытывала, выращивая и перерабатывая продукты на ферме в Беннингтоне. На той парижской кухне она вся светилась.[212]

Пьер вернулся с работы, туго завязал на талии фартук и принялся доделывать блюда, ингредиенты для которых весь день готовили Джудит и Пол. Когда в семь часов позвонили в дверь, дом № 4 на улице дю Сирк был залит огнем свечей. Пол побежал встречать первых гостей: американскую певицу, которая выступала в отеле «Л’Эглон» (Hôtel L’Aiglon), и пятерых ее подруг, работавших над планом Маршалла. Вернувшиеся в Париж Джон и Джейн Гантер заняли столик у камина. Вскоре Джудит услышала звяканье бокалов с мартини и раскаты смеха. Прибыли еще гости, а затем еще.

Стрелки часов стремились к десяти, когда Пол наконец вынес подносы с супом. Пока Пьер заканчивал готовить кролика, Джудит выскользнула в коридор, заглянула в столовую и услышала восторженные похвалы их трапезе. Приободрившись, она вернулась на кухню и стала взбивать яичные желтки, марсалу и сахар для сабайона, а Пьер ушел в салон с коктейлем в руке.[213]

Спустя несколько часов Джудит наконец вышла встретить своих гостей, которые попивали вино и курили. Джон Гантер, задремавший, пока Джейн обсуждала с Пьером политику, открыл глаза и спросил у Джудит: «Когда ты откроешь свой ресторан в Нью-Йорке?»

Ночью Джудит и Пол рухнули на свои постели, махнув рукой на горы грязной посуды. На следующее утро они проснулись от телефонного звонка. «Наши новоиспеченные завсегдатаи, – писала впоследствии Джудит, – уже пытались забронировать столик на вечер».

Джудит распределила все столики и занялась своими делами. Но когда вечером она позвонила Пьеру, чтобы рассказать о том, как гости требовали их на бис, и обсудить потенциальное меню, он сказал, что уезжает из города по работе. Джудит это не смутило. «Tant pis, – сказала она впоследствии о том, как они с Полом лишились своего шеф-повара. – Значит, готовить предстояло мне».[214]

Певица из «Л’Эглона» вернулась, но на этот раз со свитой обожателей, для которых, как писала Джудит, «тысяча франков за ужин – это гроши»[215]. Женщины, работавшие над планом Маршалла, тоже пришли, как и шотландский кузен Пола. Джудит выбрала амбициозное меню: «На закуску лобстер, краб, белая рыба в густом теплом соусе с отварными яйцами и креветками в панцирях по каемке блюда. Затем курица в соусе из сливок, грибов и вина, вкусная стручковая фасоль, салат из сердцевин артишоков, а на десерт – замечательное открытие, которое мы с Полом сделали, когда у нас в кладовке ничего особо не было, – яблоки и раздавленный темный виноград, сваренные с сахаром, лимоном и ромом до образования пенки»[216]. Впоследствии она признала, что коктейльный час пришлось растянуть – на кухне она узнала, что продавец, у которого она заказала птицу, ослышался и прислал ей кур для варки, а не для жарки. Более жестким птицам пришлось на час дольше готовиться в сливках. После ужина Джудит подала глинтвейн, который приготовила с помощью раскаленной кочерги. Благодаря своим инстинктам, смелости и упорству Джудит удался тот ужин. На следующий день она написала домой, окрыленно посвящая родных во все подробности. «Я знаю, что вы отправили меня в дорогой колледж не для того, чтобы я стала поварихой. Но вы должны понимать – здесь, во Франции, готовка не считается чем-то унизительным. Здесь это искусство»[217].

Кружок в доме № 4 на улице дю Сирк просуществовал недолго: княгиня узнала о том, что происходит в ее квартире, и тут же выдворила оттуда Джудит, Бальтюса и даже своего племянника. 7 декабря Джудит нехотя вернулась в отель «Лено», решив найти работу и остаться в Париже. На следующий день после тщетных визитов к знакомым Гантера изможденная и поверженная Джудит вернулась в вестибюль отеля. У стойки администратора разговаривала по телефону какая-то женщина. «Алло? Это журнал Weekend?» – спрашивала она[218]. В конце списка, который Джон Гантер дал Джудит на прошлой неделе, было имя Дика Джонса из журнала Weekend, но ей не удалось разыскать его адрес или номер телефона. Услышав название журнала, она подошла поближе к женщине, которая говорила что-то об отделе оформления. Затем, как раз когда мадемуазель собиралась закончить разговор, Джудит сказала: «Pardonnez-moi» – и выхватила у нее трубку. Лишь позднее Джудит задумалась о своей наглости. «Я сама удивилась, но когда чего-то очень хочешь, то действуешь», – сказала она мне.[219]

На другом конце провода оказался Стерлинг Лорд, шеф-редактор Weekend. «У вас работает мистер Джонс?» – спросила Джудит. «Да, он наш редактор и издатель», – ответил Лорд. Джудит объяснила свою ситуацию, пытаясь не выказывать отчаяния. Лорд признался, что журналу не хватает рабочих рук: выпускать еженедельник – задача непростая[220]. Он решил, что парням не помешает помощь с секретарскими обязанностями и попросил Джудит прийти в офис на следующий же день.

4

Джудит услышала, как шумят сотрудники, еще до того, как вошла в помещение. Мужчины толпились вокруг заваленных бумагами столов, изучали фотографии и тексты и обсуждали макет следующего выпуска журнала – 32 страницы статей, написанных для американских военных и англоговорящих европейцев. Они сняли пиджаки и ослабили галстуки. В воздухе клубился сигаретный дым, затуманивающий обложки и развороты, висевшие на стенах.

Той осенью Weekend, глянцевый потомок американской военной газеты Stars and Stripes, произвел сенсацию, напечатав статью «Жив ли Гитлер?» с фотографией фюрера на обложке[221]. Немецкие власти еще не сняли запрет на изображение Гитлера в местных публикациях, поэтому появление Weekend в немецких киосках – немцы впервые с Дня Победы увидели лицо Гитлера – вызвало ажиотаж. Тот выпуск раскупили за один день.[222]

Летом 1948 года штаб Weekend переехал из