Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

болт там забит. Я сбежал в нужное время. Здесь, как и там, я человек Каролины, с горечью узнавший сегодня, что Валлийцы нас победили. Это самое лучшее место в мире, профессор. Это подводит итог всем моим выводам.

Мистер Бейкер взял меня на свой курс еще до того, как вы прислали пьесы, только потому, что я работал под вашим началом. Я использую слово «работа» с поэтической точностью.

Пожалуйста, простите мою медлительность в написании писем – я действительно много работал – и напишите мне хорошее письмо. Передайте привет классу, скажите, что я стал печальнее и, надеюсь, мудрее и что я больше не влезаю с блестящими глазами и раздувающимися ноздрями в трепещущее детище какого-нибудь подающего надежды автора. Я смягчился и возвысился под воздействием испытаний – прекрасный пример уязвленной гордости. Но скажите им – я даже сейчас вижу, с каким восторгом они смотрят на свои юные лица, когда слышат обо мне, – что мой дух высок, моя голова хоть и «кровава, но непоколебима», и, хотя я головастик среди 6000 других студентов, я не могу удержаться от того, чтобы не «поглазеть». И если они будут мужественно переносить все это, передайте им, мужчинам, мои неизменные поздравления.

Любовь и поцелуи для девушек. (Больше сил для них.)

Твой бездельник.

После получения степени бакалавра в Университете Северной Каролины 16 июня 1920 года Вулф нацелился на учебу в Гарвардском университете. Он был уверен, что его мечта стать драматургом осуществится, когда поступил на знаменитый курс Джорджа Пирса Бейкера по написанию пьес, «Английский 47», известный как «47-ая Студия».

Открытка с изображением Гарвардского колледжа,

Пирс-Холл, Кембридж, штат Массачусетс; Гарвард,

Почтовый штемпель 23 декабря 1920 года

Мои дорогие друзья, я работал почти до изнеможения и рад передышке, которую дают начавшиеся сегодня каникулы. Я пишу вам длинное письмо, чтобы оправдаться: приехать сюда было самым лучшим решением, которое я мог сделать. Я написал одноактную пьесу для великого Бейкера [профессор Джордж Пирс Бейкер (1866-1935)]. Вулф писал своей матери, Джулии Э. Вулф, в 1920 году: «[Бейкер] – величайший авторитет в области драматургии в Америке, и за последние шесть лет он воспитал в этом классе одних из лучших драматургов страны, у нескольких из которых сейчас идут пьесы на Бродвее». В то время я был в глубине отчаяния, но его беседа снова подняла меня на ноги (Вулф, Письма Томаса Вулфа матери, 13). Бейкер был изображен в роли профессора Джеймса Грейвса Хэтчера в романе «О времени и о реке». «Теперь Юджин был участником знаменитого курса профессора Хэтчера для драматических артистов, и хотя он пришел к этой работе случайно и в конце концов обнаружил, что его сердце и интересы не связаны с ней, теперь она стала для него скалой, к которой крепилась его жизнь, рулем его судьбы, единственной и достаточной причиной его пребывания здесь («О времени и о реке», 130)], которая будет поставлена, я думаю. [Одноактная пьеса Вулфа «Горы» прошла пробное представление в репетиционном зале «47-ой Студии» 25 января 1921 года]. В этом одиноком месте я пережил момент молчаливого сомнения в себе, но теперь я знаю себя. Да благословит Вас Бог и да будет счастливым Ваше Рождество.

Мой адрес: Букингем Стрит, 48, Кембридж 48.

Джулии Элизабет Вулф

Кембридж, штат Массачусетс

(1920 или 1921 год)

Дорогая мамочка:

На днях я получил твое письмо и спешу ответить на него. Я выписал два чека по $25.00 каждый на мою последнюю плату за обучение в размере $50.00, а также меньшие чеки на другие расходы. Мне пришлось заплатить 15 долларов за напечатанную на машинке диссертацию объемом 25 000 слов и десять долларов за пару туфель.

Я хотел, чтобы ты увидела образец того, что я делаю, и посылаю тебе дубликат моей пьесы «Горцы», которая была представлена здесь этой осенью. Думаю, она будет включена в обычную программу на следующий год. Для одноактной пьесы она несколько длинновата, ее можно сгустить и отполировать, но она настоящая и посвящена великой трагедии, трагедии прекрасного молодого человека, который возвращается в свои горы с прекрасными мечтами и идеалами служения своему народу. Это не пьеса о вражде, хотя вражда в ней используется. Трагедия пьесы – это трагедия прекрасного юноши, борющегося с условиями, которые одолевают его и, в конце концов, уничтожают. Когда ты прочитаешь эту пьесу, я надеюсь, ты осознаешь эту трагедию и судьбы этих бедных угнетенных горцев, старых и престарелых, измученных своей страшной безнадежной борьбой с горами.

Безнадежность их участи выражена в последней речи женщины гор – Мэй. Уверен, ты тысячу раз видела Мэй – худую, бледную, некрасивую, изможденную трудом, с мертвым, тусклым, угрюмым выражением лица, жующую табак и с волосами, стянутыми в тугой, болезненный узел. Смысл этой пьесы в моем возмущении тем, как большинство людей представляют себе жизнь в горах, в романтических историях о горной жизни таких писателей, как Джон Фокс-младший и другие. Мы знаем, что это неправда. Когда девушка в этой пьесе говорит о «романтике горной жизни», а парень спрашивает ее: «Сколько красивых горных девушек ты видела?», он говорит за меня то, что я хочу сказать, – правду, что эта жизнь – не роман с красивыми золотоволосыми девушками и лихими разбойниками, а ужасная гнусная история. И всегда на заднем плане этой истории – картина этих чудовищных гор, несущихся, как гончие, по горизонту, навечно отгораживая этих людей от мира, загоняя их внутрь, охраняя и, в конце концов, убивая. Я не только верю, что это правда, но и знаю ее, и, клянусь Богом, когда-нибудь я напишу об этом великую пьесу, длинную пьесу, которую люди увидят и будут в восторге от нее, потому что они знают, что это жизнь, это правда! Это лучшая пьеса, написанная здесь за этот год, просто потому, что я сгорал от нетерпения и желания донести правду. Я не смог бы написать ее в Северной Каролине, как бы ни была она местами груба, потому что я ясно смотрю через 1000 миль и чувствую перспективу, которая мне абсолютно необходима.

Я хочу, чтобы ты прочла ее и оценили не потому, что я твой сын, а по собственным достоинствам, и подумала, не стану ли я когда-нибудь драматургом. Я не хвастаюсь, я искренне прошу тебя сделать это для меня. Все критики мира могут сказать, что это хорошая пьеса, но родная мать знает лучше.

Сейчас я пишу длинную пьесу, которая захватила мое сердце и душу. Несколько месяцев я работал над