Воспоминания (1916-1936) - Софья Дмитриевна Благая

Мы потом узнали, что это было логово тигра. Пока поднимались в гору, несколько раз видели диких коз, которые мирно стояли на уступах камней и ничуть нас не боялись – зрелище потрясающей красоты.

Вышли мы очень рано и пока были не высоко, в ущелье было прохладно. Но становилось всё жарче, и очень хотелось пить. Мы взяли с собой еду и бутыль литров на пять. Из ручья набрали в неё воды. Наконец, подъём окончился, и мы оказались на вершине. Картина, открывшаяся перед нами, была так прекрасна, что её невозможно забыть. Мы расположились в тени какого-то куста – на Тянь-Шане нет лесов, горы покрыты довольно высоким кустарником. Пожевали что-то без аппетита – есть не хотелось от жары и усталости. Мечтали напиться, но не удалось: пока мы поднимались, вода в бутыли нагрелась почти до кипятка, остудить её было негде. Почти обжигаясь, сделали несколько глотков, чем не утолили, а только усилили жажду. Хорошо ещё, что у нас с собой были фрукты, но этого хватило ненадолго.

Казалось, совсем близко сверкает снег. Мама категорически отказалась, а мы с папой пошли. Шли мы довольно долго, но когда уже казалось, что совсем приблизились к снегу, пред нами открылась огромная расщелина. Было до слёз обидно, но пришлось возвращаться. И вот тут мы поняли, что не помним, где оставили маму. Начали бессмысленно кружить и заплутали окончательно. На наши крики мама не отвечала.

Папа уже решил спускаться в долину и звать на помощь, когда я увидела внизу что-то красное среди камней. Показываю папе, он говорит: «Это какой-то цветок». Но я всё же настояла пойти туда, и, оказалось, очень вовремя. Мама спала, а над ней кружил огромный орёл, который опускался почти до земли и снова взмывал вверх. Папа страшно закричал, мама проснулась, и мы втроём с большим трудом отогнали хищника.

Немного отдохнули, но нас продолжала мучить жажда. Надо идти вниз, а мы не можем найти тропинку. Стало смеркаться. Решили спускаться прямо по каменистому склону. Папа сажал меня на большой камень и толкал его вниз, и я летела до первого препятствия. Они с мамой с трудом пробирались между камней. Я съехала в ущелье первой и погрузила лицо в ледяной ручей. Такой пытки, какую я терпела от жажды, и такого блаженства, которое я ощутила от соприкосновения с водой, я больше никогда не испытывала.

Вконец измученные, вернулись мы в хутор. Хозяева очень ругали нас, что мы пошли в горы одни. Оказалось, что там живёт целое семейство тигров, и даже местные охотники ходят туда с опаской. Живёт в этих горах и множество шакалов, которые, слава Богу, нам не повстречались.

Я с папой ходила в горы ещё раз, мама с нами не пошла. А мы ходили большой компанией, с проводником. Далеко, километров за 10 от хутора. До гор и обратно ехали на телеге. Наконец-то поднялись на снежную вершину.

Отпуск прошёл замечательно. Кзыл-Орда по приезде показалась особенно пыльной и знойной.

ГОРОДСКАЯ ШКОЛА

Когда я перешла в 5-й класс, мама перевела меня в городскую школу. Была она небольшая – параллельных классов не было. Учились только дети местной интеллигенции. Учителя были сильнее, чем в железнодорожной школе. Занятия проводили по плану Дальтона. В школе всем заправлял учком, выбранный самими учащимися. Председателем учкома был мальчик из 7-й группы (в школе было всего 3 группы – 5-я, 6-я и 7-я). Меня выбрали помощницей предучкома. Классы были разделены на бригады. Своего помещения у групп не было, каждый урок проводился в специальном кабинете. На уроке учитель раздавал задания по бригадам. Занимались дома самостоятельно. Потом кто-то один из бригады отвечал на задание, полученную отметку ставили всей бригаде. Нас в бригаде было четверо: три казашки и я, которая, естественно, была бригадиром. Я готовила задания только по русскому языку и математике, Ирэн Беремжанова готовила остальные предметы. А Гюльнар Дулатова и Азек Янбердина вообще ничего не делали.

Из учителей хорошо помню только трёх. Обществоведение преподавал Володя Подгорный, парень лет 20-и. Звали мы его по имени, обращались на «ты». Он был москвич, и у него был брат – актёр Художественного театра. [Николай Афанасьевич Подгорный был заведующим труппой и репертуаром МХТ, его брату Владимиру в то время было уже за 30.]

Рисование преподавал мужчина лет 40, имени не помню. У него было психическое расстройство. Когда бывал в нормальном состоянии, весь урок рисовал на доске на заданные нами темы очень красивые картины. Он очень хорошо рисовал. Особенно любил рисовать лошадей. Когда он запивал, не приходил в школу по нескольку дней. Потом приходил, но у него случались припадки буйного помешательства. Обычно мы удирали от него через окна. Но однажды он перехитрил нас. Заранее запер все окна, вошёл в класс, запер дверь, снял ремень и начал гоняться за нами. Аркаша Хохлов разбил стекло, выскочил во двор и кинулся к директору. Дверь в класс взломали, но несколько учеников были уже избиты. Больше этого учителя мы не видели, а уроки рисования заменили казахским языком, который преподавал директор.

В конце года у меня были большие неприятности. Володя устроил опрос всех учеников по обществоведению. Это было не по правилам, и я как член учкома возмутилась. Когда он вызвал меня отвечать, отказалась и заявила ему¸ что буду жаловаться на его незаконные действия. Он страшно обозлился и выгнал меня из класса. Мама пошла к директору. Он сказал, что выдаст мне справку об окончании 5-й группы с двойкой по казахскому языку. Это было несправедливо, т.к. я учила казахский язык ещё до 5-го класса у папы на работе, училась читать и писать арабским шрифтом. Когда я пошла в 5-й класс, казахскую письменность перевели на латынь. Проходили то, что я уже знала, и даже меньше. Естественно, я особенно не старалась. Однако, маме с большим трудом удалось уговорить директора не портить мне отметки, ведь мы уезжали из Казахстана.

ОПАСНОСТИ КЗЫЛ-ОРДЫ

Жить в Кзыл-Орде было совсем небезопасно. В казахском народе классовая борьба была в разгаре. А в межнациональной вражде, конечно, были виноваты сами русские, которые сверхпренебрежительно относились к местному населению. Каждый раз, когда в железнодорожном клубе кончалось кино, устраивались побоища между русскими и казахскими парнями. Женька Зуев вечно ходил в синяках.

Однажды в пятницу утром за мной зашла Тася, и мы пошли с ней гулять в скверик у памятника Ленину и посмотреть в окно