Томас С. Элиот. Поэт Чистилища - Сергей Владимирович Соловьев

для американца; по стилю и темпераменту он – француз…»[84]

Шарлотте было из-за чего тревожиться…

Незадолго до последних экзаменов, в начале мая, Том внезапно угодил в больницу с подозрением на скарлатину. Когда-то его отец из-за скарлатины почти потерял слух. Теперь он писал брату: «Мой Том в госпитале в Кембридже – вероятно, скарлатина, в Бостоне эпидемия. Нам так трудно добывать информацию, что сегодня вечером Лотти едет в Бостон»[85].

Болезнь у Тома протекала легко, но он не участвовал в сессии, возможно, из-за карантина. Тем не менее сдачу экзаменов все-таки удалось оформить. Оценки были значительно лучше предыдущих: В по курсу драмы, В+ по Чосеру, и А по курсам Бэббита, Нилсона и Сантаяны.

Он успел написать оду и подготовить ее для публикации в Advocate.

«И тогда, в пятницу 24 июня, наступил день выпуска. <…> Лужайки Гарварда зеленели после дождей, прошедших на прошлой неделе <…> В Ярде <…> большая часть старшекурсников собралась перед Hallwarthy Hall и затем промаршировала к Appleton Chapel, где профессор философии Тома, Дж. Г. Палмер, прочитал молитвы. Затем в 10.30 процессия направилась к Sanders Theater. В ходе состоявшейся там церемонии Эдвард Эйре Хант прочел длинную поэму своего сочинения; Уильям Ричард Олер выступил на тему “Гарвард и общество”, подчеркивая тему “служения”. Полные гордости родители Тома выслушали “Выпускную Оду”, прочитанную Томасом Стёрнзом Элиотом а затем исполненную выпускниками на мотив “Прекрасный Гарвард”, с хормейстером курса Твайнингом Лайнсом в качестве солиста»[86].

Лишь годы, которые стирают и разрушают

Даруют нам зрение, позволяющее увидеть

Чем мы обязаны за наше будущее, настоящее и прошлое,

Прекрасный Гарвард, тебе и твоим [профессорам][87].

Перед семьей Элиотов 24 июня 1910 года стояла неотложная задача организации «грандиозного приема на открытом воздухе». А Тома, которому уже исполнился 21 год, ждало лето и вдохновляла надежда на поездку в Париж.

Глава третья. Прекрасная эпоха

1

Начало ХХ века – это конец Belle Epoque, «прекрасной эпохи». Париж – ее центр, самое яркое воплощение. В предвоенной Европе пересекалось много путей, но для «невстречи»[88] достаточно было немного разминуться. Сохранив, однако, на всю жизнь в чем-то очень схожие впечатления.

Немного хронологии:

– 1907/1908. О. Мандельштам учится в Сорбонне, посещает лекции А. Бергсона в Collège de France. Короткая поездка в Италию.

– Весна 1909 (май – июнь). Поездка А. Блока по Италии, «Итальянские стихи».

– 1909/1910. О. Мандельштам учится в Гейдельбергском университете. Снова ненадолго ездит в Италию.

– 1910 (май – июнь). Первое посещение Парижа А. Ахматовой (в ходе свадебного путешествия с Н. Гумилевым).

– Октябрь 1910-го – октябрь 1911-го. Т. С. Элиот изучает французскую литературу в Сорбонне. Посещает лекции А. Бергсона в Collège de France (январь – февраль 1911). В этот же период – поездки в Лондон (апрель 1911-го) и в Северную Италию через Мюнхен (июль – август). Делает выбор в пользу философии (перед поэзией), но потом этот выбор будет пересмотрен.

– Весна 1911-го. А. Ахматова в Париже. «Весну 1911 г. я провела в Париже, где была свидетельницей первых триумфов русского балета».

– 1912. Поездка А. Ахматовой по Северной Италии.

– 1912 (апрель – август). Б. Пастернак слушает лекции по философии Марбургском университете (один семестр), делает выбор в пользу поэзии.

– 1914 (начало июля). Т. С. Элиот приезжает в Марбург для занятий философией, но вынужден вскоре уехать.

1 августа 1914 года – начало Первой мировой войны.

2

Сам Элиот так вспоминал о влиянии на него «французов»: «Я думаю, что от Бодлера <…> я впервые научился поэтическим возможностям, никогда ранее не развившимся поэтом, пишущим на моем собственном языке, скрытым в наиболее низменных сторонах жизни современной столицы, узнал о возможности слияния низменно реалистического и фантасмагорического, наложения само собой разумеющегося и фантастического. От него, как от Лафорга, я узнал, что тот материал, которым я располагал, тот опыт, который мог выпасть на долю подростка, растущего в индустриальном американском городе, может быть материалом для поэзии…»[89]

В ноябре 1909 года в Advocate было опубликовано его стихотворение «Ноктюрн» («Nocturne»). Это все еще подражание Лафоргу – ирония, неожиданные столкновения литературных клише, вырванных из привычного контекста. Ромео с Джульеттой в обычном любовном споре под скучающей, но вежливой луной. Разговор спотыкается – банальный мотив. Из жалости автор спрятал за стеной слугу, который, дождавшись, ударяет леди кинжалом. Она падает, бездыханная, в лунном свете кровь выглядит очень реалистично. Герой слегка улыбается, возводит к луне глаза, полные отчаяния. Что нужды искать – и чего? Вечной любви? Любви на следующей неделе? Все читательницы в слезах. Ироническое заключение: «Все, кто любит по-настоящему, ищут идеальной развязки!»

В январе 1910-го там же вышла «Юмореска» («Humouresque») с подзаголовоком «из Ж. Лафорга». Сюжет – смерть марионетки. Местами она похожа на вольный перевод стихов Лафорга, местами Элиот скорее использует его метод, перенесенный на американскую почву: «Этот проклятый тощий лунный свет, хуже газового освещения в Нью-Йорке…» «Ученые» сравнения звучат не менее эффектно, чем у Лафорга: «Марионетка – это логика с неправильными посылками…»

Несмотря на то что Элиот учился у Лафорга, кое-что в этих «лафоргианских» стихах было отчетливо и неповторимо своим. Л. Гордон: «Он разделял с Лафоргом и Бодлером их мощное ощущение зла и страстное противостояние обществу, но не разделял их нежности. Удовольствие ненавидеть… самого себя, если не найти более подходящей жертвы, не самое редкое развлечение в Новой Англии. В своих ранних произведениях… Элиот был безжалостно жесток к своим персонажам и еще более жесток к самому себе»[90].

Еще одно стихотворение, «Сплин» («Spleen»), было напечатано в конце января. По названию кажется, что оно навеяно Бодлером, но больше в нем от Лафорга, его цикла «Воскресенья» («Dimanches»). Есть в нем и кое-что от Генри Джеймса:

И Жизнь, серенькая и убогая,

Привередливая, апатичная, изнывающая в тоске,

Замирает, с парой перчаток и шляпой в руке,

Не терпящая отсрочки, даже минутной,

В галстуке и сюртуке – педантично-строгая,

Замирает на пороге Абсолюта[91].

В июне перед получением диплома было написано стихотворение «Молчание» («Silence»)[92]. В нем говорится о приближении особого часа, когда все затихает. В этот час «оправдывается жизнь». В отличие от подражаний Лафоргу, речь ведется от первого лица: «Меня страшит этот покой».

3

Перед поездкой во Францию пару летних месяцев Том провел в Глостере, на берегу океана. Здесь тоже было написано несколько стихотворений (они сохранились среди «Изобретений