Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

представлением. В 1910 году она опубликовала книгу «Обераммергау – страстная игра и игроки».] Теперь она путешествует по миру на пароходах – она только что приехала сюда после кругосветного путешествия, у нее только один интерес на этой земле – «Обераммергау». Она написала две книги про это, и работает над третьей. Мысль о скорой смерти не покидает её, она пыталась уговорить меня поехать посмотреть «Обераммергау» на прошлых выходных. Она хочет, что бы я написал книгу. Когда я отказался поехать, она была удручена и ушла в раздражении. Возможно, я бы не попал в больницу, если бы поехал с ней и остался с Иисусом – Антоном Лангом. [Антон Ланг (1875–1938) актер, исполнявший роль Пилата и Христа.] Туда она и уехала. Мне не хотелось связываться со старушкой, которая считает, что вся вселенная тридцать лет готовится к «Обераммергау». Я считаю, что поступил правильно, когда отказался.

Октоберфест, прокуренные залы, огромное скопление людей, притягивали меня с каким-то ужасным очарованием. Я знаю, что ты скажешь, сморщив – надеюсь! – не сломанный нос. Ты скажешь: «Да, я знаю, что привело бродягу туда, в чем было очарование! Тринадцатиградусное пиво!» Но ты не права. Для тех, кто пьет достаточно шестиградусного «Мюнхена», он окажет желаемый [эффект]. Я рассказал тебе всю правду, до Октоберфеста я не напивался.

В Мюнхене есть американская церковь. На самом деле это всего две комнаты, в большом здании на Сальваторплац – ее трудно найти, она находится недалеко от Променаденплац. Там хранятся шесть или восемь тысяч книг – в основном хлам, принесенный туристами. Туда можно прийти после обеда и выпить чай – если одиноко, там можно найти соотечественников. В Германии живет немало старых фрау, которые прожили здесь большую часть жизни – некоторые с немецкими мужьями, некоторые с американскими, а так же старые девы из Джорджии, Индианы, Канзаса, Новой Англии, они заполонили Европу, и живут здесь годами. Почему? Откуда, ради всего святого, они приезжают? Что гонит их на чужбину? Во всяком случае, у них есть свой круг общения, гильдии, сплетни, как в Америке. Они устраивают чаепития, чтобы поприветствовать жену министра, вернувшуюся из Америки, чаепития для министра и так далее. Министр – грузный, мягкий человек, вечно стонущий, что он простужен или болен, и не может долго ходить. Ему до смерти скучно, он ненавидит это место, за два года он не выучил ни одного немецкого слова. Почему он здесь остался, я не знаю. Еще один неудачник. Я стал диким, волосатым мальчишкой, рядом священник и болтливая старушка. Я приходил к ним каждый день, в воскресенье, взлетев со своей постели, явился на проповедь. Впервые за десть, а может восемь, если не десять лет, я побывал в церкви. Священник говорил об искушении, и все что я понял – «он против этого». Это была жалкая, бессмысленная речь, но я торжественно слушал, время от времени поддакивая. Когда все закончилось, он подошел ко мне в своей великолепной одежде и сказал, как приятно, когда в церкви присутствует «человек такого ума».

Там был молодой американец с женой и ее подругой. Он приехал учиться живописи. Другая женщина, вышедшая за американца на родине, попросила меня представить ее министру. Я был рад поговорить с ними, они спрашивали меня о гостинице, о жизни в Мюнхене, картинных галереях и так далее. Я рассказал им все что знал, и предложили послушать музыку военного оркестра на Одеонсплац, они играют там каждое воскресенье. Я повел их туда, но концерта не было, там проходил парад знаменитого старинного полка. Мы посмотрели парад недолго, людей было много, и они предложили пойти к ним пообедать. Они покупали продукты на улице. Я был рад с ними пообщаться, я рассказал им об Октоберфесте, и предложил пойти туда днем вместе, так как музеи были закрыты. И мы пошли, но погода была пасмурная, начался дождь. На ярмарке было многолюдно, в основном крестьяне в замечательных костюмах. Мы заходили в пивные, но все места были заняты. Наконец, когда дождь прекратился, мы нашли столик, который только что освободился. Мы заказали пиво и сосиски. Молодая американка начала подмигивать другим людям за столиками. Я пишу о ней с горечью, когда она сидела рядом, прильнув ко мне, и была «милой», то есть противной, я думал о тебе. Я ищу частичку тебя во всех женщинах. Не вини меня, я хотел избавиться от этих американцев, из них сыпались цитаты из «Американского Меркурия». Не думай, что я защищал эту женщину. Я бы и пальцем не пошевелил, если бы кто-то напал на неё. Меня тошнило от них, я хотел быть один. Думаю, они это заметили, и предложили пообедать дома. Я отказался от их предложения и остался. Тогда они заплатили за себя, и ушли. После их ухода, я выпил два литра крепкого пива, пел песни и танцевал. Потом я пошел в другой зал, где выпил ещё. Перед закрытием, ярмарка закрывается в 20:30, потому что пиво крепкое, а крестьяне напиваются и остаются там на ночь, я пошел в другой большой зал, и выпил еще кружку пива. Все залы закрывались на ночь, люди расходились, тут и там виднелись свободные столики. Баварский оркестр собирал инструменты. Я поговорил с людьми за своим столиком, допил пиво, и собирался уходить. За день я выпил семь или восемь литров пива. Я был пьян и направился к боковому выходу. Там я встретил несколько мужчин и женщину, которую заметил позже. Они стояли у выхода и пели застольную песню перед уходом. Они заговорили со мной и были дружелюбными, но я был слишком пьян, чтобы понять их слова. Все что происходило дальше, я буду описывать настолько подробно, насколько смогу, потому что в моей памяти есть пробелы. Один из них, как я помню, схватил меня за руку, я хотел вырваться, но он удержал меня. В порыве буйства, я опрокинул его на стол. Затем я бросился из заведения, словно ребенок, бросивший камень в окно. Но я не мог бежать быстро, из-за опьянения и тяжелого пальто. Шёл сильный дождь, я оказался в лабиринте ярмарочных зданий, но нашёл выход. За мной послышались крики и вопли, обернувшись, я увидел, что за мной бегут несколько человек. Один из них нёс стул. Он намеревался ударить меня им, это меня разозлило. Я остановился и затеял кровавую драку в грязи. Я вспоминаю это с ужасом, словно ад из грязи, крови, в темноте под дождем. Несколько безумцев пытались меня убить. Я