Величайший из изменников. Жизнь сэра Роджера Мортимера, первого графа Марча, правителя Англии в 1327-1330 - Ян Мортимер

и склонен к использованию окружающих. Сэр Гавестон извлек целый комплекс выгод из своих взаимоотношений с Эдуардом, отыскав лазейки для продвижения как арендаторов, так и зависящих от него близких, при том сознательно контролируя доступ к королю лордов. Могущественные графы не видели причины, на каком основании им следует подыгрывать второй скрипкой пожеланиям гасконского простолюдина, поэтому некоторые из них вскоре решили не торопиться соглашаться и утверждать его наделение графством. И им, и множеству остальных было ясно, — древнее происхождение и благородные титулы, с таким трудом достигнутые предками, значат слишком мало по сравнению с высоким достоинством и отличиями, готовыми пролиться на Гавестона. А другу Эдварда только предстояло доказать, что он способен принести пользу кому-либо, помимо монарха.

Роджер Мортимер твердо держался лагеря короля. В качестве одного из молодых рыцарей Эдварда, он наслаждался недавно обретенной связью с властью. Вместе с бессмысленно уходящим в прошлое летом 1307 года завершилась и кампания в Шотландии, и Роджер с остатками двора вернулся в Вестминстер. Там придворные в течение месяца готовились к похоронам Эдварда Первого и свадьбе Гавестона с Маргарет де Клер. Погребение состоялось в Вестминстерском аббатстве 22 октября, спустя пятнадцать недель после смерти старого монарха. Убедившись, что отец надежно положен в могилу, Эдвард выдвинулся в направлении Беркхэмстеда, имения его овдовевшей мачехи, королевы Маргарет, где ожидала своего часа брачная церемония Гавестона.

В глазах Эдварда, Пьера и их друзей придворное собрание являлось чем-то чуть более значительным повода выпить, отпраздновать, провести турнир, поохотиться и повеселиться. После пребывания в Беркхэмстеде они поехали в усадьбу Кингс Лэнгли в Хертфордшире, где наслаждались отдыхом преобладающую часть ноября. С компанией находился кузен Эдварда, Томас Ланкастер, самый влиятельный в стране после монарха вельможа, обладающий четырьмя графствами и огромным доходом. Граф Пембрук (Эмер де Валенс недавно получил утверждение в наследовании этого графства) и граф Глостер тоже участвовали в королевском выезде, наравне с Мортимерами. 26 ноября имя Роджера появляется следующим после имени Гавестона в перечислении небольшой группы свидетелей подношения Эдварду от Джона Фитцреджинальда. В конце месяца общество снова пустилось в путь, на сей раз в Уоллингфорд.

Турнир, устроенный королем в честь Гавестона 2 декабря 1307 года, стал поворотной точкой в правлении Эдварда. Сначала Уоллингфорд был монаршей резиденцией, поэтому две сотни или около того собравшихся рыцарей сразу увидели, насколько великолепен дар, пожалованный Эдвардом его дорогому Перро. Но все это не шло ни в какое сравнение с самим турниром. Гавестон, известный боец на подобных поединках, вел своих рыцарей с одной стороны, тогда как с другой двигались их противники под предводительством графов Уоренна, Херефорда и Арундела.

К ярости графов и к удовольствию монарха и Гавестона, юные и одаренные рыцари со стороны сэра Пьера, пользуясь своими молодостью и силой, взяли в кольцо вояк, превосходящих их по возрасту вельмож. Графы потерпели оглушительное и унизительное поражение. С того момента Уоренн с горечью отвернулся от Пьера и никогда его не простил. Яростное объявление им недовольства королевским любимцем лишь слегка превышало гнев и разочарование двух других придворных. Выскочка не только превознесся над старой гвардией, он сумел взять над ней верх в бою. Хуже всего было то, что Гавестон прилюдно позволил себе издевательство над утраченным статусом проигравших, смеясь над их унижением, когда вельможи кубарем вылетали из седел в грязь Беркшира. Вызывая у графов боль, король тоже смеялся.

Волна ненависти к Пьеру Гавестону пролетела по стране сразу по свежим следам турнира, но сражавшиеся на стороне Эдварда и его возлюбленного Перро успели пожать плоды вознаграждений. Среди них находились Роджер с дядюшкой. Верховный судья и наместник Ирландии получил приказ восстановить все предназначавшиеся молодому человеку земли. Для Мортимера также были подписаны паспорта, необходимые в сопровождении монарха во Францию на свадьбу с принцессой Изабеллой. Джеффри Женевиль, восьмидесятилетний дедушка Джоан, дал разрешение передать юной чете Роджера и внучки все те земли и имения в Ирландии, которые тем следовало принять в наследство после его смерти. В это же время оказалось, что Мортимеру предложили должность сенешаля Гаскони, превращавшую чиновника в правителя Аквитанского герцогства. Вскоре после этого дядюшку Роджера поставили Верховным судьей Уэльса, наделенным в уделе широчайшими полномочиями. По неизвестным причинам Роджер от чина в Гаскони отказался, вероятно, помехой стала его молодость и убедительные разъяснения Эдварду графами преждевременности подобного назначения. Как бы то ни было, ясно одно, оба Мортимера пользовались высшей степенью монаршей благосклонности, иначе бы они не сопровождали Эдварда в пути по побережью в Дувр в январе 1308 года.

Тогда как назначение лорда Мортимера из Чирка верховным судьей и наместником Уэльса казалось графам и баронам целиком обдуманным, возвышение Эдвардом Гавестона до должности единственного регента Англии на время грядущего отъезда короля из государства глубоко их потрясло. Эдвард же честно не видел разницы между своим приемным братом и братом по крови. Настоящие сводные братья Эдварда, пусть и младшие, — замечательно подходили на роль регентов, но король снова не обратил на них ни малейшего внимания. Поставив Гавестона руководить от его имени государством, монарх продемонстрировал степень искренности пожелания разделить власть именно с собратом по оружию. И это превзошло по оскорбительности все, что сэр Пьер когда-либо совершил или произнес. По иронии судьбы, благодаря данному назначению удалось увидеть, насколько Гавестон полагался на сердечную поддержку Эдварда в каждом своем шаге. Оставшись управлять страной в течение двух недель, он не сделал ничего противоречащего проводимой Англией политике. Но в действительности есть подозрения, что сэр Пьер чувствовал себя не особо уютно. Говоря честно, Гавестон принял достаточно надменную линию поведения по отношению к окружающим, утверждали даже, что он заставил графов вставать перед ним на колени. Но здесь просматривается не только наглость фаворита, но и его неумение вести себя как истинный глава королевского управления. В отсутствии монарха Пьер покрывался потом и просто пытался изо всех сил сохранить лицо. Казалось, Гавестону требовалась поддержка со стороны именитого семейства Эдварда равно в той же степени, что и Эдварду доказательства дружбы Пьера. Будучи вместе, молодые люди приобретали свойства, которые черпали друг у друга, и которых по отдельности у них не замечали.

С точки зрения Роджера, важность чрезвычайного по скорости возвышения Гавестона заключалась в том, что, правильным это являлось или нет, они с дядюшкой обязаны были стать опорой данному товариществу, несомненно ведущему к столкновению интересов, если не к катастрофе. Даже во Франции окружающие Эдварда графы осознали опасность выскользнувшей из-под надзора привязанности короля к Гавестону. Английский монарх так основательно перемешал личную жизнь с общественной ролью, что это начало