Палаццо Мадамы: Воображаемый музей Ирины Антоновой - Лев Александрович Данилкин
Палаццо Мадамы: Воображаемый музей Ирины Антоновой читать книгу онлайн
Несгибаемая, как Жанна д’Арк, ледяная, как Снежная королева, неподкупная, как Робеспьер, Ирина Антонова (1922–2020) смоделировала Пушкинский по своему образу и подобию.
Эта книга — воображаемый музей: биография в арт-объектах, так или иначе связанных с главной героиней. Перебирая «сокровища Антоновой», вы узнаете множество историй о том, как эта неистовая женщина распорядилась своей жизнью, как изменила музейный и внемузейный мир — и как одержимость своими идеями превратила ее саму в произведение искусства и икону.
128
http://expert.ru/russian_reporter/2014/09/zhdu-zelenyih-listochkov.
129
https://artandyou.ru/interview/art-professionals/danila_bulatov/.
130
Свидерская М. Музей как эвристическая модель. Post Scriptum к выставке «Голоса Воображаемого музея Андре Мальро» // Искусствознание. 2017. № 3.
131
Особенно заметной эта скудность выглядела с учетом воспоминаний об уже реализованном за четыре года до того «Воображаемом музее», чьим куратором и идеологом тоже была ИА — и в основу которого тоже «легла идея Мальро»: 46 экспонатов из 26 иностранных музеев — в том числе «Извлечение камня глупости» Босха, «Менада» Скопаса, шумерская лира из Британского музея, ню Модильяни, «Адам и Ева» Климта, «Рождество Марии» Карпаччо из Бергамо и т. д.
132
http://artchronika.ru/themes/antonova-loshak-opinions/?ysclid=m0l767qtpf297402391.
133
Алпатов М. В. Эпохи развития портрета // Проблемы портрета: Материалы научной конференции (1972). — М.: Советский художник, 1973.
134
Каменский А. Уроки одной экспозиции // Проблемы портрета: Материалы научной конференции (1972).
135
Беляева А. Музей на фоне меняющейся эпохи: Выставочная деятельность ГМИИ имени А. С. Пушкина за 100 лет: В 2 т. — М.: Индрик, 2021.
136
О диалектике объективного/субъективного в антоновских «диалогах» размышлял зам ИА А. Толстой (https://iskusstvo-info.ru/muzej-kartiny-mira/.): «Когда была выставка Дали, в одной из его вещей воспроизводилась несколько раз античная скульптура Венеры Милосской. И тут же у Антоновой возникла идея достать и принести из зала соответствующий слепок, чтобы он мог вступить в общение с живописью. У сюрреалистов и, например, у Пикассо есть целый пласт произведений, которые находятся в прямом диалоге со старыми мастерами. Идея показывать их рядом напрашивается сама собой. Однако, как я понимаю, вопрос не об этом, а, скорее, о каких-то субъективных параллелях. Возможно, кто-то из абстрактных экспрессионистов был бы очень интересен в залах голландцев или фламандцев».
137
«Как и Андре Мальро, она [ИА] призывает свободнее оперировать произведениями искусства, не привязываться к деталям, понятным только знатокам, смотреть шире — и одновременно глубже» (https://artandyou.ru/interview/art-professionals/danila_bulatov/?ysclid= m0l67fnn5t810002256.).
138
Загадочнее прочих выглядел санкционированный ИА «диалог» «небольшого снимка творения Эйфеля» и копии вазы из хранилища ГМИИ. «Самым поразительным в этом "разговоре", — замечает критик, — была даже не его недоступность уху и глазу человека, не обладающего такой свободой ассоциаций, а фиктивность собеседников» (https://magazines.gorky.media/znamia/2004/10/vavilonskaya-bashnya-zemlya-8212-nebo-gmii-im-a-s-pushkina.html?ysclid=lzjm6i0fo2109973323.).
139
Мальро оказался удобным инструментом для ребрендинга старой идеи «выставки-диалога», но в практическом плане перспективность этой привязки была неочевидна. Поскольку правила игры — как вместить воображаемые диалоги культур в какие-то формальные рамки и как расслышать некоторые внятные инструкции во всех этих полифонических «голосах безмолвия» — оставались неясны, постоянно возникали споры относительно деталей реализации идей Мальро в Пушкинском, Соломоном в которых приходилось выступать ИА. Так, согласно Мальро, демонстрация в воображаемом музее фотокопий-репродукций не только допустима, но и желательна, однако, едва услышав о подобном торжестве демократичности, многие сотрудники Пушкинского зафыркали так, что ИА дала задний ход. Мальро не был искусствоведом в том смысле, в котором им были Виппер и Лазарев; и, опираясь на его «грандиозные и показательные грезы», поэтические метафоры и чересчур широкие обобщения, ИА вместе с коллегами рисковали в какой-то момент увязнуть в болоте мудрёной невнятицы: духовность, одухотворенность, прорыв в сферу сверхреального, преобразование сущности образа…
140
Альтернативное — и вульгарное — объяснение этих «концертов», если мы примем часто высказываемое ее коллегами утверждение, будто всю жизнь ИА терзало желание превратить свой «просто хороший» музей — в «супермузей» (в другой формулировке: «не хочу быть столбовою дворянкою, а хочу быть вольною царицей»), состоит в том, что, компенсируя невозможность такого рода метаморфозы, она пыталась подтвердить статус ГМИИ, устраивая грандиозные «гала-концерты», — и, стало быть, воображаемые музеи Антоновой всегда были (еще и) ярмарками (ее) тщеславия; в таком случае само умение притягивать на Волхонку, ради своих затей, «невывозные» вещи было способом продемонстрировать влиятельность; и тогда «воображаемый музей» — своего рода перекличка мертвых душ, которые одним лишь количеством должны свидетельствовать о статусе помещика. Как и в случае с Чичиковым, впрочем, такое «слишком простое» объяснение, разумеется, неверно.
141
«За своим реноме она следила чрезвычайно тщательно, не меньше чем профессиональный политик. Ее тщательно отобранные парадные фотографические портреты стали появляться начиная с 2000-х, но особенно обильно после того, как она стала президентом ГМИИ — "императорские" фотографии, где она с такой "государственной", аристократической, мудрой улыбкой не просто смотрит на мир, она смотрит в вечность! Этого не было в 1960–1980-х годах, стало чувствоваться в 1990–2000-х, а апогея достигло, когда она стала не просто президентом ГМИИ, но и "символом русской интеллигенции". Ее приводили в состояние гнева сделанные от чистого сердца документальные фильмы, с проскакивающими секундными кадрами, где она, вместо того чтобы воспарить гордой птицей по Мраморной лестнице, идет, как земная женщина, ссутулившись под грузом лет и ответственности. Эти "не такие" кадры не соответствовали заложенным ею самой высоким стандартам царственного, властительного облика. Признаки любого увядания, связи с обыденностью должны были быть заретушированы и исключены из памяти потомков. Она, историк искусства и политик, писала свой образ, который останется в истории для потомков; как художник» (М. Каменский. Личное интервью.). Относительно того, сколь далеко могло простираться желание ИА контролировать свой «биографический нарратив»: один из замов ИА Я. К. Саркисов вспоминает о вспышке гнева ИА в связи с фильмом «Я давно иду по прямой» (2012) режиссера Олеси Фокиной, которая показала ее не совсем так, как та сама себя представляла. Едва посмотрев фильм, ИА вызвала Я. Саркисова (мужа О. Фокиной) к себе и произнесла буквально следующее: «Будь проклят тот день, когда вы оказались в Музее» — притом что сам он никакого отношения к фильму не имел; притом что за полгода до того она всплескивала руками: почему ж вы раньше к нам не пришли?! притом что за три дня до того, как услышать от нее это, он был приглашен, среди
