Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни - Александр Оганович Чубарьян

они одержимы своей профессией, за ними будущее. Они хотят научить детей понимать значение истории и самостоятельно оценивать события.

– Школы сейчас вернулись к линейному принципу преподавания истории, когда материал дается постепенно, по хронологии. Помогает ли это ученикам избежать хаоса в головах?

– Дело в том, что в школе у нас превалировала и продолжает, к сожалению, во многих местах превалировать так называемая концентрическая форма. До 9-го класса школьники проходят весь исторический курс, а потом в 10-м и 11-м классах повторяют то же самое, но, по идее, на более высоком уровне. На мой взгляд, это профанация и бессмыслица. Хороший учитель должен использовать принцип сопоставления, сравнения разных эпох, разных стран. В новых учебниках есть и хронологический принцип, и смысловой, что позволяет учителю концентрировать внимание на более существенных моментах.

– Александр Оганович, вы, конечно, помните ряд скандалов в последние десятилетия вокруг учебников – их качество, их мировоззренческое наполнение. В настоящий момент изменилась ли ситуация кардинально?

– Безусловно. Мы взяли за основу важнейший критерий – многофакторный подход. У нас нет сегодня категорически однолинейного подхода. Например, сложный период – Гражданская война. В учебнике мы пишем, что и белые, и красные имели свою правду. И такая интерпретация истории уменьшает конфронтацию. Наглядный пример: 2017 год – все ожидали к столетию революции острых столкновений в обществе по идеологическим вопросам, но этого не случилось. И все прошло гладко.

– Как, на ваш взгляд, деятельность РИО и Фонда «История Отечества» повлияла на ситуацию с преподаванием истории в школе?

– Во-первых, сама концепция много раз рассматривалась на базе Российского исторического общества. Во-вторых, с помощью РИО мы провели беспрецедентно широкое обсуждение концепции в научном сообществе, с церковнослужителями, на встречах ветеранов, с военными, с представителями общественности… И все это проходило в формате серьезного диалога. За годы существования РИО его вес и значение возросли. При Обществе существует международная комиссия, которую я возглавляю. Она провела уже три международные встречи, приезжали десятки историков с мировыми именами, и все отмечали: диалог шел в форме сопоставления точек зрения, научной дискуссии. С помощью Фонда «История Отечества» РИО может организационно и финансово поддерживать важные проекты. Один из важнейших – конкурсы лучших учителей истории по всей стране. Подобная деятельность придает Фонду особую значимость. Научная и общественная экспертизы в самых разных тематических областях позволяют избежать субъективизма и односторонности. Я очень положительно оцениваю деятельность и РИО, и Фонда, поскольку она ведет к снижению напряженности вокруг оценки исторических явлений. Работу в этом направлении необходимо расширять и усиливать. И, конечно, поддерживать молодых ученых.

– Вы – автор книги «Европейская идея в истории». На ваш взгляд, как «европейская идея» в русской истории корреспондировалась с особенностями Великой революции и Гражданской войны в России, имеющими свои истоки во многом именно в мировой (по большей части, европейской) войне?

– Эта книга вышла год назад во Франции, до этого выходила в Англии и Германии. Смысл ее в том, что понятие «европейской идеи» очень многослойно. Моя главная цель состояла в том, чтобы показать: было множество разных проектов единства Европы, в которых Россия участвовала. В моей недавней книге «Российский европеизм» показывается, что Россия, конечно, объективно принадлежит и к Европе, и к Азии, представляя собой мост между двумя цивилизациями. Хотя некоторые оспаривают это. Но в целом Россия прежде всего европейская страна. Что касается революции и Гражданской войны, то мы прошли тот же путь, что и многие другие европейские страны. Даже Ленин очень любил сравнивать российскую и французскую революции, а его любимым героем был Робеспьер. Да, наша революция имела свою специфику, но она была в русле общей тенденции. Распад Российской империи мы также рассматриваем как общемировое явление – одновременно рухнули Австро-Венгерская империя, Османская, Германская, ослабла Британская… Другое дело, что итогом нашей революции стал трагический период советской истории, когда Россия оказалась полем социального эксперимента. Марксизм – это европейское явление, но испытали его на русской почве. А далее Россия прошла трагический путь, отмеченный однопартийной системой, пренебрежением демократии, массовыми репрессиями, но и успешной индустриализацией, достижениями мирового уровня в науке, культуре и образовании. В едином историко-культурном стандарте мы назвали это «советским вариантом модернизации».

– Интервенция в Советскую Россию – наложила ли она отпечаток на восприятие Европы в России (на уровне официальной идеологии, в пластах исторической памяти, в актуальном общественном дискурсе)? Как менялось это восприятие на протяжении ста лет?

– Интервенция, конечно, сыграла свою роль; она не предопределила исход Гражданской войны, но как факт вмешательства во внутренние дела наложила свой отпечаток. Поначалу в Европе не понимали значения большевизма и нового строя, не принимали того, что произошло в России. Естественно, это не могло не сказаться на наших отношениях. Кроме того, был большой поток эмиграции из России на Запад. Советский период в целом сыграл свою роль в отторжении России и Европы. Этому способствовала и политика изоляции, проводившаяся советским руководством. И сегодня очень активно употребляется термин «русофобия». Такое отношение к России имеет исторические корни, связано это не только с революцией и ХХ веком. Дихотомия «Россия и Запад», «Россия и Европа» существовала в течение многих веков. В XIX столетии она раскалывала российское общество на западников и славянофилов, но корни были гораздо глубже…

Восприятие Европы в России после 1990-х годов, мне кажется, было весьма позитивным. Связи в области культуры всегда существовали, влияние русской культуры было и остается огромным. Современная Россия, как мне кажется, сделала очень много для сближения с Европой. Но, к сожалению, в последние годы восприятие России в Европе изменилось, что, в свою очередь, сказалось и на нашем отношении к Европе.

– Гражданская война как очередной момент «русской смуты» – тема чрезвычайно сложная для исторического образования в школе. Александр Оганович, как трактовать этот период нашей истории в учебниках, с учетом того, что Гражданская война и ее интерпретации всегда были пространством жестких идеологических установок?

– Мне кажется, мы нашли путь. В утвержденных учебниках мы прямо пишем: своя правда была и у тех, и у других. Смысл оценки Гражданской войны состоит в том, что революция и Гражданская война как ее следствие, – это негативный, неконструктивный путь разрешения социальных и прочих проблем, сопровождавшийся гибелью огромного количества людей с обеих сторон. Нужна прививка против революции и Гражданской войны. И делать это нужно с молодых лет, в школе.

– Можете ли вы назвать какую-то специфическую особенность тематики преподавания истории в нашей школе?

– Россия – единственная страна в мире, где в равной мере преподается и национальная история, и мировая. Этого нигде больше нет. В Соединенных Штатах, Англии, Франции