Только хорошее - Ольга Остроумова

урок: люди, какими бы они ни были, где бы они ни жили, что бы ни исповедовали, всегда видят, где добро, а где зло! Особенно в кино. Да еще у такого режиссера! Когда девочки на экране начали считать немцев, зал затих. И вот Женька убивает прикладом фашиста, спасая жизнь Васькову… раздаются аплодисменты. С этой минуты зритель стал переживать за нас! И Ростоцкий как-то оттаивал, оттаивал… Словом, не зря мы с Ирой шли в платьях из Дома моделей по красной Венецианской дорожке.

Но мы не знали, что нам предстоит еще раз «отстаивать честь родины». В большом номере Станислава Иосифовича наша делегация принимала то ли режиссеров итальянских, то ли дирекцию фестиваля — не помню. Вдруг Ростоцкий гордо заявляет: «Вы еще не знаете наших русских женщин!», наливает нам с Ирой по стакану водки: «Ну-ка, давайте!». У меня глаза на лоб полезли! Не то чтоб я спиртного до этого не пила, но — столько сразу?! С другой стороны — режиссерское задание. Что делать? Взяли мы с Иркой и хлопнули по стакану водки. Даже не опьянели — такое внутреннее напряжение было. Не посрамили ни режиссера, ни страну!

АФРИКАНСКИЕ СТРАСТИ

Мы прилетаем с «Зорями» в Уганду и прямо в аэропорту предупреждают: «Держите сумочки». И то ли не было самолета к окончательному пункту нашей поездки, то ли еще что-то, но нам предложили переночевать у каких-то советских врачей, чтобы улететь утром. Приезжаем, кто-то нас встречает: «Да вы не бойтесь! У нас тут ничего страшного. Только вот врачи ваши поехали в провинцию и пропали. Может быть, их съели». Ничего себе, думаю, «не бойтесь»!

Фильм мы все-таки показали. Добрались до какого-то селения, буквально в джунглях, натянули простыню между двумя деревьями (киноустановку, видимо, с собой привозили). И вот собрались зрители — голые до пояса, прикрытые юбками из листьев, кто на полу, кто на скамейках…

А дальше нам говорят в посольстве: «Дада Уме Иди Амин — глава Уганды устраивает на побережье большой праздник!». Мы должны быть. И вот стоит огромнейший Иди Амин, рядом его жена в чем-то наподобие сари и во весь живот у нее на этом сари огромный портрет супруга. Праздник был уж точно всенародный — Амин Дада, оказывается, издал указ, чтобы на побережье собрались все племена из всех районов Уганды. Они и собрались. Везде были выстроены палатки, каждое племя танцевало свои танцы — воинственные в основном. Причем, что меня поразило, он издал еще один специальный указ — в честь нашей делегации. Женщины должны быть одеты «прилично». А прилично — это как? В лифчиках. И вот на несчастных, полудиких африканок напялили самые такие простые бюстгальтеры из хлопка, наши мамы носили подобные, с пуговицами на лямках, грубо сшитые. Что-то очень трогательное в этом было. Ну а потом наступил просто кошмар. Товарищи (из посольства) и сопровождающие фильм товарищи (из Госкино) напились и стали отплясывать вместе с африканцами. Это было ужасно.

Уже по приезде домой я узнала, что Дада Уме Иди Амин был людоедом. Самым настоящим людоедом. И когда мы показывали фильм на простыне, и когда «гуляли» на празднике, в холодильнике у него хранилось человеческое мясо.

Но, все-таки поездка в Уганду подарила мне очень важное ощущение. Когда я увидела как эти полудикие африканские женщины и мужчины сопереживают девочкам и Васькову, как они искренни и открыты, поняла — все люди хорошие. Все хотят быть добрыми, хотят вырастить детей, хотят мира. Почему получается иначе? Не знаю. Но в любой стране: в Италии или в Африке, разодетые в пух и прах или вообще полуодетые люди болеют за справедливость, за добро.

«ВЕЛИКАЯ ТРУЖЕНИЦА»

Однажды я доняла папу, вот просто доняла! В кабинетике он сидел за столом, а я на кровати и канючила: «Пап, ну кого ты больше любишь? Ну кого ты больше любишь?». И он так мягко сказал: «Ну, тебя, тебя», наверное, чтобы не приставала. Ой! Боже мой, как я загордилась. Тут же побежала к средней сестре, Люсе: «А папа меня больше всех любит!». Она плакала, обиделась, переживала просто невероятно. Мама на тот же вопрос ответила очень просто: «Вот рука — пять пальцев. Какой из пальцев ты больше любишь? Все дороги». Действительно, было же пятеро детей: Рая, Люся, Гера и я — выжившие, и маленькая Тамарочка, которая и родилась, и умерла вскоре. Мама горевала о ней всю жизнь. Говорят, я очень похожа на маму. В принципе, тоже иногда это чувствую. Только детство у меня было гораздо более благополучное.

Мама родилась в семье, где было сначала четверо детей, а потом отец ее уехал в 20-е годы за хлебом в Ташкент, там заболел тифом и умер. Бабушка вышла замуж за другого, и еще троих или четверых родила. В общем, в семье было огромное количество детей. И все — девки. Конечно, маме не удалось получить никакого образования четыре класса и все. С самого детства приходилось работать. А работы она не боялась. Мама все умела делать руками, абсолютно все. Шить, вязать, печь, плотничать, фотографировать… И главное, она все время помогала папе. Мама действительно была великой труженицей. Мне кажется, она просто не умела ничего не делать. Если уж совсем вся работа заканчивалась, принималась вязать. Я помню, как к Пасхе она убирала дом. Белился потолок, снимались шторки, все чистилось, все стиралось. Куличи и пасху она готовила сама. А еще цветы! Из такой гофрированной бумаги. Их мама продавала, чтобы как-то свести концы с концами, потому что денег абсолютно не было. Если в доме появлялся сыр, обыкновенный сыр, маленький кусочек-то это был деликатес. А так, обычно, кусок хлеба и кружка молока вечером — и все счастливы. Вообще прокормить такую семью — это невероятный труд! Помню походы с мамой на рынок. Он был огромный! Тогда на рынке все было дешевле, чем в магазинах. Сейчас понятие «рынок» изменилось. Сегодня мы ходим скорее на базар за дорогими продуктами. Д тогда — на рынок, чтобы принести домой много всякой вкуснятины. Например, ягоды по 10 копеек стакан, свежую морковку. (Сейчас — малюсенькая коробочка ягод — 300 рублей. И морковка не свежая, а просто «мытая».) На рынке принято было торговаться, и мама делала это с упоением. А потом дома пекла удивительные пироги! С морковью, с ягодами, с калиной (калину вообще не покупали, она в лесу росла). Осень была порой заготовок. Сначала