Только хорошее - Ольга Остроумова

ни в нем, ни в ней. И это тоже урок. Я поняла, что великий человек не может быть снобом. Нет. Если, конечно, этот великий — не дурак.

«ЗОРИ». ПУТЕШЕСТВИЯ

С картиной «…А зори здесь тихие» мы объехали не весь мир, но полмира точно. Если я где-то и когда-то чувствовала себя «звездой», именно в смысле популярности и узнаваемости, то это в Китае. У СССР тогда еще были с Китаем довольно холодные отношения, и вдруг мне звонят и предлагают включить в какую-то делегацию, как представителя от фильма.

— Да, а почему меня? Почему не Андрея Мартынова — Васькова?

— Нет, Васьков не подходит по нравственным критериям, он живет с хозяйкой.

Хотя не было же этого в фильме напрямую! Не было! Я говорю:

— А то, что Комелькова вообще ППЖ — это ничего, не считается?

Ну, полетела. Как выяснилось в Китае картину «А зори здесь тихие» и мою героиню знали и обожали практически все. Они там почти каждую неделю по телевидению этот фильм крутили — так он им нравился. Мы жили в «Шератоне», где все-все вышколено, но обслуга не выдерживала — кидалась ко мне: «Жения! Жения!». Стоило зайти в какую-нибудь

убогую лавчонку, где прямо на тротуаре перед ней чистят рыбу (Китай — вот уж, действительно страна контрастов!), и тоже сразу: «Жения!». У китайцев был такой культ нашего фильма, что они даже у себя в оперном театре поставили «А зори здесь тихие». Мы ходили. Смотрели… И почти у каждого китайца тогда красовался на груди «октябрятский» значок, только не с Володей Ульяновым в центре, а с Женькой Комельковой.

Совсем по-другому встречали нас в Праге. Польша, Венгрия как-то не запомнились — один серый соцлагерь. А в Чехословакии-то мы оказались всего через несколько лет после того, как туда вошли советские танки. После всего этого ужаса и позора. Фильмы показывали то ли в посольстве, то ли в советском культурном центре, но точно не в кинотеатре. Этого просто не могло быть. Помню, как Лена Драпеко удивилась:

— Что это они к нам так пренебрежительно относятся?

— А как ты хочешь, чтобы к нам относились после всего этого ужаса 68-го года?!

Еще был показ «Зорь» в Западном Берлине. Год точно не помню, но тоже где-то начало 70-х. А вот день врезался в память навсегда — 8 мая. День траура в Германии.

Из СССР мы приехали в Восточный Берлин. Нас встречал роскошный Серж Камбаров и повез из Восточного Берлина в Западный. Тогда ведь еще стена стояла. И вот помню это ощущение: за спиной остается шлагбаум, и вдруг на той же улице попадаешь в совсем другое пространство. Другой цвет! Другой запах! По-другому одеты люди! Мы были с Люсей Зайцевой и Ростоцким. Серж выдал нам по 100 марок — бешеные деньги в то время для советского человека, и сказал: «Идите в магазин». Мы пошли. Люська через час или два выбегает: «Ничего нельзя купить! Ничего нету!». Все было, конечно, и именно от этого наступило такое обалдение, когда не можешь выбрать и раздражаешься, и уже вообще ничего не хочется!

И вот 8-е мая, Западный Берлин. Мы показываем «…А зори здесь тихие» в пресс-центре. День траура. Многие одеты в черные костюмы. (Там же погибло в последние дни войны огромное количество мирного населения.) После просмотра фуршет. И кто-то из нашей делегации вдруг предлагает: «Давайте выпьем за победу советского оружия!». Я смотрю на Ростоцкого и он как-то так ловко — раз-раз и перевел тему. Да, он сам воевал! Да, он потерял на этой войне ногу! Но мы уже показали фильм, сказали все, что хотели сказать! И Станислав Иосифович прекрасно понимал, как бестактно и неловко сейчас вместе с этими людьми в черных костюмах пить этот тост. Почти у каждого из них была потеря в семье и раны еще не зажили. Уже одно то, что мы показали «Зори» в Западном Берлине 8 мая — было само по себе совершенно невероятно! Это и была наша победа!

ВЕНЕЦИЯ

Ростоцкий любил и умел дарить. Так он абсолютно лучезарнейшим образом подарил нам с Ирой Шевчук фестиваль в Венеции. Мы прилетели, он нас встретил и был невероятно счастлив. Вообще, человек, который с таким вот счастьем дарит — это совершенно потрясающе! Фестиваль проходил на острове Лидо, из аэропорта надо было добираться на такси. Ну, как на такси — на катере! Он подарил нам море. Мы с Ирой дефилировали по пляжу в цельных купальниках и бесконечно улыбались. (У меня даже фотография есть, где по-итальянски так и подписано «Улыбка Ольги».) Мы еще самые молодые были на этом фестивале из актрис, и вот приходим на море, а нам все кричат: «Бикини! Бикини!». В конце концов все-таки спрашиваем у Ростоцкого:

— Что это такое бикини?

— Так, все понятно. Поехали в город. В магазин. Срочно! Бикини покупать.

У нас денег-то вообще нет, а он: «Поехали!». Тогда я в первый раз оказалась в магазине, где были только купальники, купальники, купальники, все эти бикини-шмекини и… можно мерить! Невероятно! Станислав Иосифович нас приодел и лучился от счастья!

А вот платья для фестиваля у нас были. Еще в Москве, прежде, чем нам ехать в Венецию, Нина Евгеньевна договорилась в Доме моделей на Кузнецком мосту, чтобы нам их сшили и… выдали на время. Осталась даже фотография, где мы с Ирой идем по красной фестивальной дорожке в почти одинаковых платьях. Только я в таком сиреневатом, а она — в зеленоватом.

Жили мы с Ирой в одном номере — в целях экономии, конечно. Но и спали в одной постели, огромной, но все-таки одной! Некоторое недоумение у персонала это вызывало. Но, мало ли, у «звезд» свои причуды… И вот мы уходим на пляж, а наши застиранные такие советские ночные рубашечки, засовываем под подушку. Возвращаемся, и я с ужасом вижу — постель красиво приготовлена на ночь, а поверх нее аккуратно разложена моя старенькая, обтрёпанная ночнушка.

В день показа «Зорь» Ростоцкий очень волновался. Накануне был пресс-показ после какого-то тягомотного турецкого кино. И ничего не понимающие журналисты хохотали, и даже уходили. На следующий день нас поставили последними — на одинадцать вечера! Три с лишним часа! Разноязыкий, веселый, но уже уставший фестивальный зритель. Зал полный, но кто-то шумит, болтает, двигается, а уже идут кадры, когда Васьков принимает пополнение. Ростоцкий в полуобморочном состоянии.

И снова я получила удивительный духовный