Записки о виденном и слышанном - Евлалия Павловна Казанович

Великое дело свершилось в эти дни, и им мы всецело обязаны народу.

2 марта, четверг. Насколько я ликовала вчера вечером, настолько я подавлена впечатлениями сегодняшнего дня… На улицах начинается новое явление, которое, если Комитет не сумеет устранить его вовремя, – грозит гибелью всему делу. Я говорю о демагогической агитации, исходящей не то от социал-демократов, не то это остатки старой провокации. Везде кучи народа, очень взбудораженные, везде – ораторы, разжигающие это настроение самыми демагогическими приемами: идет агитация против Родзянки и всего Временного комитета. «Миллионщик, помещик, буржуй! Чем теперешнее правительство лучше старого! Ишь как они окружили уже себя штыками!» и т. д. и т. п. В других местах солдаты кричат: «Какая это свобода! Два дня погуляли, да и опять в казармы! под ружье!» Агитировали против офицеров, против всех и всего. Власть разделилась: с одной стороны, Временный комитет Думы, с другой – Совет рабочих депутатов. Оба выпускают свои приказы и призывают к повиновению себе. Так, например, Совет рабочих выпустил такой приказ солдатам: не отдавать офицерам чести, не повиноваться им вне строя, ни в каком случае не отдавать им оружия, если бы они его требовали, исполнять только те указы Временного правительства, которые не будут противоречить приказаниям Совета рабочих депутатов, и т. п. Социал-демократы, со своей стороны, во множестве разбрасывают свои прокламации. За кем пойдет большинство? За кем бы ни пошло – не избежать новой резни, и притом – скверной, потому что теперь вооружено всякое хулиганье, да и уголовные выпущены вместе с политическими, если, повторяю, Дума не предотвратит этого и не споется как-нибудь с рабочими.

Была я возле Думы. Там – то же явление. Я говорила с рабочими, пробовала узнать, чего они хотят теперь, и те, с которыми я разговаривала, меня отчасти успокоили: в них много здорового чувства, и если представители их таковые же, – дело не пропало. Они мне сказали так: они ждут программы деятельности от будущего правительства, и если программа будет такова, что удовлетворит рабочих, – они немедленно приступят к работе и будут ждать момента, когда явится возможность программу осуществить. Удовлетворить их может 8-часовой рабочий день, отчуждение монастырских, удельных и крупнопомещичьих земель (как будто социалистов-революционеров программа). Все рабочие стоят за войну; настоящая забастовка их не повредит делу войны, потому что им известно, что запасы снарядов и боевых припасов за 1916 г. еще далеко не израсходованы. Двое рабочих были с заводов, работающих на оборону, и, по-видимому, знали, что говорили. Разговор этот произвел на меня самое хорошее впечатление, уж хотя бы потому, что они давали говорить и слушали спокойно. Они сказали даже такую фразу, которая обнаружила их политическую зрелость: нам все равно, кто будет сейчас во главе: Родзянко или Керенский, лишь бы исполнялась та политическая программа, которую мы желаем провести. Если почему-нибудь удобнее Родзянко – пусть будет он.

Значит, очевидно, что уличная агитация демагогического характера идет не от организованной части рабочих; а это уже очень много. Итак – все дело в том, насколько Временный комитет окажется политически мудрым; спасение дела теперь в его руках.

А все же – революции, видно, еще не было: был только переворот, и теперь начнется она, если…

Тревожно и скверно…

3 [марта], пятница. Дело спасено: Дума пришла к соглашению с рабочими. Агитации на улицах – как не бывало. Народу много, но кучек с ораторами не видать нигде. Слава тебе, Господи, слава тебе! Речь Керенского к рабочим – прекрасна; Милюкова к военным и штатским гражданам – тоже. К трем часам дня 2 марта установлен состав нового правительства после переговоров исполнительного комитета Думы с исполнительным комитетом рабочих. Новый кабинет таков, причем в извещении об нем Милюков привел мотивы, побудившие остановиться именно на этих лицах, и права этих лиц быть у власти именно в этот исторический момент: премьером и министром внутренних дел избран кн. Г. Е. Львов, «имя которого означает организованную русскую общественность», по словам Милюкова. Министром юстиции согласился быть Керенский, представитель «нецензовой общественности», который воздаст на своем новом посту «справедливое возмездие прислужникам старого режима» (ох, лучше бы без этих слов, но, видно, они нужны…). Милюков – министр иностранных дел. Военный и морской министр – А. И. Гучков (это, кажется, первый пример штатского на таком посту), который еще в Третьей Думе приступил к переустройству русской армии, дезорганизованной манчжурской войной, и в настоящее время, как человек дела, а не слов, всю вчерашнюю ночь расставлял на вокзалах войска в ожидании прихода враждебных перевороту войск. (Значит, пожалуй, правы слухи о том, что царь ехал сюда с войсками!) А. И. Коновалов, помогший петроградской группе рабочих в Военно-промышленном комитете321 сорганизоваться, назначен министром торговли и промышленности; М. И. Терещенко, сделавший то же в южном районе, – министром финансов. Министр земледелия – А. И. Шингарев; путей сообщения – Н. В. Некрасов; просвещения – А. А. Мануйлов, бывший ректор Московского университета; В. Н. Львов – обер-прокурор Синода; И. В. Годнев – Государственный контролер; Ф. И. Родичев – по делам Финляндии. Вот каков наш исторический кабинет. Теперь дело свободы прочно.

Большое счастье, что Керенский вошел в состав кабинета: он главный объединитель Думы и Совета рабочих депутатов; левые ему верят, Дума же воспитала в нем государственный ум, а безукоризненной честностью и самоотверженностью его наградила природа. Жаль только, что она дала ему мало здоровья; его надо беречь, а трепка этих дней как бы не отозвалась жестоко на его здоровье и силах322!

В три часа вести еще лучше: Николай за себя и за Алексея отказался от престола в пользу Михаила, а Михаил отказался в пользу народа. Теперь и овцы целы, и волки сыты: династия отказалась сама, значит, приверженцам ее нечего делать. Не многие найдутся, которые пожелают выискивать новую; кроме того, они должны быть удовлетворены законностью, с которой все произошло, а главное – изумительным порядком и спокойствием, располагающими в пользу нового режима и самых непримиримых. Бескровный путь к республике расчищен; за промежуток времени от наших дней до учредительного собрания – земская Россия успеет привыкнуть к правлению без царя, и учредительное собрание, надо думать, постановит республику.

Да, Россиюшка великая, родная, многому научишь ты народы и в политической жизни. А если наш народ в качестве победителя отнесется к царственным преступникам с обычным беззлобием своим и великодушием, – он будет поистине богоносцем. Не будет больше крови, не будет смертных казней.

Сегодня народ забавлялся на Невском тем, что снимал