«Ваш Рамзай». Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты». 1922–1930 годы. Книга 1 - Михаил Николаевич Алексеев

Поездка в Советский Союз для работы в Коминтерне, казалось, сулила самые широкие перспективы и должна была прервать этот «бег на месте». Соблазн был слишком велик, чтобы отказаться, да и вариантов особых не было.

К тому времени известны были только два марксистских научных центра. Один из них – недолго просуществовавший Исследовательский институт исторического материализма в Будапеште (июнь – июль 1919 г.). Другим центром был возглавлявшийся Д. Б. Рязановым Институт Маркса и Энгельса в Москве, который в 1922 г. стал самостоятельным научным учреждением при ВЦИК.

Организация марксистских исследований была воплощена во франкфуртском Институте социальных исследований, сотрудником которого являлся Зорге. Попав в круг научной элиты успешно развивавшейся социологической школы, Рихард Зорге при его аналитических способностях, безусловно, мог бы сделать блестящую научную карьеру. И его имя называлось бы наряду с другими ставшими широко известными именами. Сотрудники Института социальных исследований составили впоследствии знаменитую в социологии «франкфуртскую школу», стоявшую на позиции критической теории современного (индустриального) общества, разновидности неомарксизма.

К «франкфуртской школе», создание которой датируют началом 30-х годов XX в., причисляют Герберта Маркузе, Эриха Фромма, Теодора Адорно, Макса Хоркхаймера (возглавлял Институт социальных исследований с 1931 г.), Юргена Хабермаса. Термин «франкфуртская школа» является собирательным названием, применяемым к мыслителям, связанным с Институтом социальных исследований во Франкфурте-на-Майне. Сами же представители критической теории никогда не объединяли себя под таким наименованием.

Сотрудники института ни по расовым, ни по идеологическим причинам не пострадали от нацистских преследований. В 1934 г. они эмигрировали в Женеву и Париж, а с 1939 по 1946 г. находились в США. Д. Лукач был единственным, кто нашёл пристанище в Советском Союзе. Здесь он занимался исследованием эстетического наследия Маркса и Энгельса, разрабатывал теорию классического реализма, написал многие работы, в том числе «Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества».

И, тем не менее, Зорге, уже заявивший о себе как о специалисте по экономическим проблемам империализма, отказывается от научной карьеры и покидает Институт социальных исследований.

Удивительное совпадение, с отъездом супругов Зорге в Москву, освободившееся место ассистента факультета экономики и социальных наук Франкфуртского университета занимает хорошо знакомый Рихарду Карл Август Виттфогель[275], а библиотекарем в Институте социальных исследований вместо Кристины становится жена Виттфогеля Роза.

Специализировавшийся в синологии Карл Виттфогель не был социологом и ничем к тому времени себя не зарекомендовал. С 1925 г. он являлся редактором отдела культуры в «Die Rote Fahne» и, по крайней мере, до конца 1930-х годов принадлежал к числу последовательных и убеждённых коммунистов. В 1926 г. в Вене вышла его публицистическая книга «Пробуждающийся Китай. Краткий обзор истории и современных проблем Китая», а в 1927 г. в Берлине – монография «Шанхай – Кантон». В 1931 г. в серии трудов Института была опубликована его обширная работа «Хозяйство и общество Китая». Как это ни странно, но Карла Виттфогеля, не являвшегося социологом, относят к «франкфуртской школе», оговаривая при этом, что он – синолог.

После полугодичных согласований в конце 1924 г. семья Зорге выехала в Москву. В столицу СССР Рихард приехал уже как партийный функционер со стажем и определённым опытом нелегальной работы, пропагандист, журналист и исследователь.

В чём же причина таких резких поворотов в судьбе неординарного человека, которому много было отпущено? Безусловно, это сознательное придерживание Зорге, который выделялся как более достойный, будь то на партийной или научной ниве. Слишком проигрышным было сравнение с ним. И это «набрасывание узды» на деятельную натуру Зорге проявлялось в новых партийных назначениях, порой унизительных и непременно незначительных. А если это не удавалось, шли на то, чтобы освободиться, избавиться от него, создавая ситуацию выбора самим Зорге.

А что же сам Зорге? Он неукоснительно следовал партийным указаниям, не подвергая их сомнениям, и на каждом новом месте стремился наилучшим образом решить поставленные задачи.

Ситуация не изменилась и в Коминтерне. Невзирая на то, что он уже показал себя как партийный теоретик, практический работник и организатор с определенным опытом нелегальной работы, в Коммунистическом интернационале не способствуют его росту, не выдвигают на руководящие должности, а просто перемещают с одного низового места на другое. И в каждом случае Рихард Зорге пытается проявить инициативу, показать себя с лучшей стороны. А его не хотят оценивать по достоинствам или, скорее, оценивают и «душат» его инициативу, «давят» жалобами и, в конце концов, избавляются от него. Он был не только неудобен, но и опасен своей инициативностью и неординарностью. Возможно только такое объяснение происходящего, так как любое другое несостоятельно в силу того, что мы знаем, кем впоследствии стал Зорге.

В Коминтерне не было создано и условий для его становления как партийного организатора или партийного теоретика. Всё, чего ему удалось добиться, было вопреки складывавшимся обстоятельствам.

4.3. В «штабе мировой революции»

Инициатива приглашения Рихарда Зорге на работу в Москву исходила от Коминтерна. Член Исполкома (представитель Компартии Германии в Коминтерне) О. Гешке в письме в ЦК КПГ сообщал 1 августа 1924 г., что на последнем заседании Секретариата ИККИ обсуждался вопрос о работе Информационного (Информационно-статистического) отдела и ему было поручено переговорить с руководством германской Компартии о приглашении на работу в отдел Зорге. «Задачей тов. Зорге, – пояснял Гешке, – должно стать отслеживание состояния экономики в группе германоговорящих стран, подготовка этих материалов для докладов на ИККИ и в любом случае помощь в работе представителю КПГ».

6 октября 1924 г. Зорге обратился в Исполком Коминтерна за разъяснениями (судя по всему, письмо попало к О. В. Куусинену) причин задержки его вызова в Москву. При этом он не счёл нужным скрывать своё волнение, пытаясь найти объяснение такой задержке, и ещё раз подчёркивал своё огромное желание работать в Коминтерне. «Уже в середине августа, – писал Рихард, – меня спрашивали, готов ли я работать в Москве. И хотя я сразу ответил, что смогу быть в Москве в начале октября, с тех пор я ничего не слышал от Москвы. Разумеется, сейчас я волнуюсь о том, что, возможно, что-то не в порядке, может быть, существуют какие-то возражения против меня как личности, либо ответ просто потерялся. Короче говоря, я каждый день жду сообщения об этом, так как скоро получу паспорт; есть и другие причины, беспокоящие меня. Например, относительно работы, так как я уже полтора года не являюсь партийным работником, так что, конечно, какое-то время мне надо осматриваться; и т. д. Конечно, это не самое страшное, но всё же это усиливает неясности в отношении меня». Говоря о перерыве в партийной работе, Зорге имел в виду, что он не являлся освобождённым партийным работником и не посвящал себя только партийным