Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

мы должны ползать перед немцами, что есть одна общая всем дорога и неминуемая – это цивилизация и что все попытки русизма и самостоятельности – свинство и глупость. Он говорил, что пишет большую статью на всех русофилов и славянофилов. Я посоветовал ему, для удобства, выписать из Парижа телескоп. «Для чего?» – спросил он. «Отсюда далеко, – отвечал я. – Вы наведите на Россию телескоп и рассматривайте нас, а то, право, разглядеть трудно». Он ужасно рассердился.

…Я перебил разговор; заговорили о домашних и личных делах, я взял шапку и как-то, совсем без намерения, к слову, высказал, что накопилось в три месяца в душе от немцев: «Знаете ли, какие здесь плуты и мошенники встречаются. Право, черный народ здесь гораздо хуже и бесчестнее нашего, а что глупее, то в этом сомнения нет. Ну вот Вы говорите про цивилизацию; ну что сделала им цивилизация и чем они так очень-то могут перед нами похвастаться!» Он побледнел (буквально ничего, ничего не преувеличиваю!) и сказал мне: «Говоря так, Вы меня лично обижаете. Знайте, что я здесь поселился окончательно, что я сам считаю себя за немца, а не за русского и горжусь этим!»

Я ответил: «Хоть я читал «Дым» и говорил с Вами теперь целый час, но все-таки я никак не мог ожидать, что Вы это скажете, а потому извините, что я Вас оскорбил». Затем мы распрощались весьма вежливо, и я дал себе слово более к Тургеневу ни ногой никогда…»

Надо сказать, что об этом письме Достоевского узнал Тургенев, выразил свое неудовольствие и отрицал в нем написанное. Он привел фразу, якобы сказанную Достоевским: «Ваш роман подлежит сожжению от руки палача». Тургенев осведомился о причине такой огненной критики и услышал обвинения в нелюбви к России и неверии в ее будущее. Иван Сергеевич молча дождался, когда Достоевский уйдет. «Виделся я с г-м Достоевским, как уже сказано, всего один раз, – утверждал Тургенев. – Он высидел у меня не более часа и, облегчив свое сердце жестокою бранью против немцев, против меня и моей последней книги, удалился; я почти не имел времени и никакой охоты возражать ему: я, повторяю, обращался с ним, как с больным. Вероятно, расстроенному его воображению представились те доводы, которые он предполагал услыхать от меня, и он написал на меня свое… донесение потомству» (Бартеневу, 22 декабря 1867 года).

Это не личная антипатия, а столкновение на почве глубоких идейных разногласий; столкновение двух людей, исповедующих резко различающиеся взгляды и убеждения. Тургенев – убежденный западник, сторонник введения парламентских форм правления в России, сторонник европейского образа жизни. В то же время ради популярности он не прочь протянуть руку революционерам, даже причастным к террору. Достоевский, всегда тяготевший к славянофильству, веровавший в особый христианский путь России, – монархист, убежденный противник европейской буржуазной цивилизации. Достоевский обвиняет Тургенева в атеизме, нелюбви к России и преклонении перед Западом, и после выхода романа Тургенева «Дым» эти обвинения приобрели актуальную остроту. Для Достоевского любовь к России была чем-то болезненно острым и необычайно важным. «Оскорбление» Тургеневым в Достоевском патриота, верующего человека проявилось в речах «крайнего» западника Потугина в романе «Дым». И эти взгляды, что бы ни говорили защитники писателя, были во многом взглядами самого Ивана Сергеевича. Он это ясно высказал критику В. Стасову: «Ну, Потугин не Потугин, тут есть маленькая charge (преувеличение), я хотел представить совершенного западника, однако я и сам многое так же думаю…»

Все это послужили последним толчком для создания Достоевским в романе «Бесы» образа «великого писателя» Кармазинова – злой карикатуры на Тургенева. Персонаж Кармазинов – это исписавшийся, почти бездарный писатель, живущий за границей. Достоевский в Кармазинове заклеймил в лице Тургенева ненавистный ему образ либерала-западника, который заигрывает с революционной молодежью и является виновником появления в России жестоких террористов, таких как С.Г. Нечаев, Д.В. Каракозов и им подобных (недаром такое созвучие в фамилиях – Каракозов и Кармазинов). Достоевский «аристофановски выводит меня в «Бесах», – писал Тургенев. – Достоевский позволил себе нечто худшее, чем пародию «Призраков»; в тех же «Бесах» он представил меня под именем Кармазинова, тайно сочувствующим нечаевской партии…»

* * *

Во время последних приездов Тургенева в Россию, в 1879 и 1880 годах, ему пришлось несколько раз встречаться с Достоевским на литературных и общественных мероприятиях. Тургенева бурно приветствовала вся революционная молодежь и либерально настроенная интеллигенция. А он говорил то, что им нравилось, – о необходимых грядущих изменениях в общественной жизни, о передовом революционном движении. Ведь незадолго до этого вышел его роман «Новь», в котором в обычной для Тургенева манере, не говоря ни да ни нет и не выставляя собственного мнения, он описывал деятельность революционных кружков в России. За выступлением Тургенева, как правило, следовала искренняя речь Достоевского и хотя высказывал он во многом противоположную позицию, говорил о любви к России, о славянизме, об особом русском пути в истории, но речи его вызывали небывалый восторг, как правило превосходящий прием Тургенева. Достоевского возмущали общие и обтекаемые выступления Тургенева, и он требовал: «Выскажите свою идею!» Однако дипломатичный Тургенев от прямого ответа, как правило, уклонялся.

Владимир Осипович Михневич, из отчета газеты «Новости» о праздничном обеде в честь И.С. Тургенева 13 марта 1879 года в Петербурге: «Среди общего одушевления к Ивану Сергеевичу подошел Федор Михайлович Достоевский и с строгим, почти негодующим лицом поставил ему вопросный пункт: «Что такое и в чем заключается провозглашенный им идеал?» Г-н Достоевский настойчиво требовал сейчас же дать ему на сей пункт обстоятельное «показание»; но эта странная и неуместная выходка была встречена всеобщим протестом».

Некоторое время спустя после Пушкинского праздника Тургенев встретил сидящего на московском бульваре Достоевского и подошел к нему с приветствием, однако Федор Михайлович, отстранившись, ответил: «Велика Москва, а от вас и в ней никуда не скроешься!» Поднялся и ушел прочь. Он простить Тургенева не мог.

Они даже внешне были полной противоположностью – барственный красавец Тургенев и бледный, болезненного вида Достоевский. Полная противоположность была в их изображении революционеров: Достоевский видел в них дьявольское отродье и написал роман «Бесы», а Тургенев же – написал «Новь», в котором считал их наиболее передовым, энергичным и уважаемым классом. Достоевский старался предотвратить наступление революции, а Тургенев, со своими либеральными замашками, вольно или невольно, но способствовал ей. Таким образом, Достоевский пытался остановить бесовство революции, а Тургенев относился к революционному движению с точки зрения стороннего наблюдателя, он констатировал его энергию и силу, не высказывая явно своего отношения, ведь напрямую его происходящее в России не касалось, он жил в Европе. Поэтому