Вячеслав Кабанов - Всё тот же сон
Всё тот же сон читать книгу онлайн
«Разрешите представиться — Вячеслав Кабанов.
Я — главный редактор Советского Союза. В отличие от тьмы сегодняшних издателей, титулованных этим и еще более высокими званиями, меня в главные редакторы произвела Коллегия Госкомиздата СССР. Но это я шучу. Тем более, что моего издательства, некогда громкославного, давно уже нет.
Я прожил немалую жизнь. Сверстники мои понемногу уходят в ту страну, где тишь и благодать. Не увидел двухтысячного года мой сосед по школьной парте Юра Коваль. Не стало пятерых моих однокурсников, они были младше меня. Значит, время собирать пожитки. Что же от нас остается? Коваль, конечно, знал, что он для нас оставляет… А мы, смертные? В лучшем случае оставляем детей и внуков. Но много ли будут знать они про нас? И что мне делать со своей памятью? Она исчезнет, как и я. И я написал про себя книгу, и знаю теперь, что останется от меня…
Не человечеству, конечно, а только близким людям, которых я знал и любил.
Я оставляю им старую Москву и старый Геленджик, я оставляю военное детство и послевоенное кино, море и горы, я оставляю им всем мою маму, деда, прадеда и любимых друзей — спутников моей невыдающейся жизни».
— Да что — любая… Ну, вот возьмём начало. Ну вот читаю… Ну и где? Где? Где художник? Не вижу я великого художника!
Мы злились, потому что так нельзя было подходить. Ведь это Солженицын! Но только злиться на Юрку можно не более трёх минут.
Зато Вовка Шканов, встреченный мною в те поры на Машковке, совершенно неожиданно рассказал анекдот:
— В энциклопедии двухтысячного года написано: «Брежнев — мелкий политический работник эпохи Солженицына».
Я очень удивился (про себя), как мог попасть к Шканову, который на досуге вроде б только думает об выпить рюмку водки и об дать кому-нибудь по морде, подобный анекдот? Но как-то вот попал, а он искал, кому бы рассказать, кто понимает, и — хорошо-то как — меня вдруг встретил.
Он рассказал, облегчился и сразу посерьёзнел:
— А вообще, я б, если б кто помог, я б Брежнева убил бы. Пусть мне сказали б, когда и где подловить… Убил бы!
И неожиданно прибавил:
— И Солженицына убил бы!
Тут я опешил.
— Вовка, ты что? А Солженицына за что?!
— А что он, гад, всё наше опоганил?
— Ну, Вовк, да ты пойми, он десять лет сидел!
— Ну и что? Все сидели!
— Но он же — не за что!
— Какая разница? Пусть не чернит, не трогает! Это всё моё. Москва моя, тюрьма моя, милиция моя! Я сам всех мусоров как ужас ненавижу… Убил бы каждого… Но только сам. А он пускай моих мусоров не трожит!
Такая вот была беседа. С Вовкой Шкановым. Он друг. Некрупный вор. Хозяин улицы. Советский человек. Шесть сроков за плечами.
В «Книжном обозрении» на первой полосе изображение нашей книжки и крупным шрифтом сообщение:
РОМАН АЛЕКСАНДРА СОЛЖЕНИЦЫНА
«В КРУГЕ ПЕРВОМ» ВПЕРВЫЕ ИЗДАН
В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ ОТДЕЛЬНОЙ КНИГОЙ
И — помельче — на чёрной плашке:
«КНИЖНАЯ ПАЛАТА», 1990. 6 руб. 175 000 экз.
Тут Черниевский превзошёл сам себя: на чёрном фоне переплёта — портрет Солженицына времён «Ивана Денисовича» и больше ничего! Ни одной буквы.
По этому случаю давали мы с Вадимом Борисовым интервью телевидению. Место действия избрали символическое: не просто «Новый мир», но кабинет Твардовского. Я что-то говорил, потом говорил Дима, но внятней и пространнее. Видно было, что телевизионщики уже сворачиваются, места они не понимали, знали время — в том смысле, что нужно в студию бежать. Однако Дима, живущий в иных пространствах, сказал, что необходимо ещё немного снять. И настоял. Он сказал, что нужно вслух прочесть одно очень важное место из публицистики.
Дима сел за стол Александра Трифоновича и раскрыл заграничного Солженицына. После прочитанного «места» Дима сделал предостережительный жест и взялся за второе «место»… Потом перелистнул страницу. Потом ещё. И ещё. Телевизионщики оцепенели, как племя бандерлогов перед развёрстой пастью каменного питона Каа, только камера тихо жужжала. А Дима всё не мог начитаться.
Только ничего из этого в эфир не вышло. И это очень жаль.
В связи с выходом в свет Солженицына никак нельзя не помянуть добром Алексея Филипповича Курилко. Он был тогда увлечён победным шествием «Популярной библиотеки» и очень хотел, чтобы мы издали Александра Исаевича. Категорически против был гендиректор Торсуев. Обычно я сражался с ним один, а тут вдруг Алексей Филиппович своею грудью меня загородил и стал на Солженицыне настаивать. Торсуев весь кипел:
— Алексей, ты что, не понимаешь? Он же враг. Он — враг!!!
Но Алексей Филиппович устоял и подписал наше обращение к Солженицыну. После этого отступать стало некуда.
* * *Когда в пяти последних номерах журнала «Дружба народов» за 1989 год появилась «Железная женщина» Нины Берберовой, никто не должен был бы удивиться — все знали, что журнал активно включился в перестройку. Но всё же эта публикация ошеломляла. Ещё бы! Ведь напечатано не зажатое раньше нашей цензурой своё, а нечто — вообще невообразимое, пришедшее оттуда, из чуть ли не загробного мира…
Нет, кое-что кому-то было всегда так или иначе известно. Вот Юрий Палыч Тимофеев, он что-то знал и как-то к слову или случаю ещё в 1967 году рассказал нам занятную байку. Что вот, мол, к Горькому, когда он еще не уехал, явилась однажды просительница, такая юная жена. И Горький, в приёмную случайно выйдя, её увидел, сразу пригласил и все её проблемы разом разрешил. А спустя короткое время уже показывал хорошим знакомым новую галерею старинных портретов, при этом приговаривая:
— Это, однако, мои новые предки!
Так впервые прозвучала для нас баронесса Бутберг из уст Юрия Павловича.
И вот теперь, через двадцать два года, в нашем ещё советском, но уже перестроечном журнале появилась подробная животрепещущая повесть о жизни загадочной и невероятной железной женщины Закревской-Бенкендорф-Бутберг — спутницы жизни Максима Горького и Герберта Уэллса, двойного агента, замешанной в громком деле знаменитого английского шпиона Локкарта!
Журнальная публикация — это замечательно, но из неё ведь нужно сделать книгу. Это был вопрос профессиональной чести. Только у нас, только в «Книжной палате» должна была явиться невероятная эта история в книжном переплёте!
Тут стало известно, что автор книги, эмигрантка первой волны, жена Ходасевича, близко знавшая всех — от Блока и Гумилёва до Мережковского и Гиппиус, — Нина Берберова, должна в скором времени приехать в гости в свою бывшую Россию. Мы с редакцией Нади Ганиковской судорожно искали возможность первыми её перехватить. Ах, как мало мы тогда понимали в издательском бизнесе! Зато хотели многого.
Вдруг почти случайно выяснилось, что исполнение наших желаний совершенно не зависит от Берберовой. Как же так? Она же автор! Автор-то автор, но свои права уже давно продала американскому издательству «Руссика»…
Так. Ищем «Руссику». А «Руссика» сама — представьте — едет к нам, то есть в связи с визитом Берберовой приезжает к нам директор этой самой «Руссики».
И вот американский директор сидит у нас в директорском (нашем) кабинете и произносит вдруг по-русски такую фразу:
— Мне мой главный редактор господин Сумеркин велел «Железную женщину» отдать только господину Кабанову!
Я не был этой фразой польщён. Верней, польщён-то был, но более — смущён. Ведь мы сидели в кабинете моего директора. Ни я, ни мой директор чувств своих не обнаружили, но главное мы поняли: «Железная женщина» — наша. И 28 февраля 1991 года эта новая книга в серии «Популярная библиотека» уже была подписана в печать. Когда же сигнальный экземпляр прекрасно оформленной книги лёг мне на стол, в голову мою пришёл запоздалый вопрос: а кто же на первой сторонке переплёта так замечательно фотографически изображён — Берберова или же Бутберг? Автор или персонаж? Это был вопрос на засыпку. Никто не мог с достаточной определённостью ответить на него. А указание на этот счёт забыли поместить. Хотя, конечно же, на переплёте красовалась баронесса Бутберг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
