Избранные воспоминания и статьи - Осип Аронович Пятницкий

даже стрелял), после чего побег и был обнаружен. Кстати, первоначально следствие установило, что побег был произведен через калитку, что привратник нас всех пропустил, а лестница, спавшие надзиратели и связанный часовой — все это только симуляция.

Отправившись по адресу, данному мне представителем комитета, я попал в квартиру, находившуюся за Днепровским мостом, т. е. уже в Черниговской губернии, где я обосновался в комнате на положении экстерна, который день и ночь зубрит перед сдачей экзаменов и сидит поэтому безвыходно дома. Через неделю мне сообщили, что я должен отправиться дилижансом в Житомир, но по дороге заехать в какое-то местечко, где жил еврейский цадик (еврейский духовный ученый). Там в синагоге я должен был встретиться с Басовским.

Приехав в местечко, я остановился в одной еврейской семье, где узнал, что имеется не один, а два цадика и две синагоги и что самих цадиков в настоящий момент вовсе нет в местечке. Побывав вечером в одной из синагог, я там Басовского не нашел, но в то же время возбудил подозрение со стороны хозяев, у которых я остановился (я подслушал разговор хозяев между собой: «Не беглый ли он, ведь люди, едущие к цадику, знают, когда он дома и когда в отъезде»). Пережив неприятный день, я отправился в Житомир. Утром, уже перед самым Житомиром, мне показалось, что товарищ прокурора Корсаков едет в том же дилижансе. Меня это сильно испугало, но деваться было некуда, и я решил доехать до места назначения. Приехав в Житомир, я очутился на явке у бундовцев, ибо нашей организации в Житомире тогда еще не было. С явки я попал на квартиру к одному видному бундовцу — «Урчику», которого я хорошо знал по Западному краю. Так как у бундовцев было не много квартир, то мне пришлось жить некоторое время на их конспиративной квартире, где был устроен склад литературы и лежала свернутая типография.

Вследствие того, что мне пришлось долго ждать, пока доставали связи для перехода через границу и явки к искровской организации за границей (все это было у Басовского, которого я так и не мог найти), я поступил на работу в мастерскую по своей специальности и переселился к одному рабочему, с которым вместе работал Однажды мы с ним отправились на базар покупать себе костюм, и совершенно неожиданно я наткнулся на надзирателя Войтова, который был усыплен в день побега и в ведении которого находился тот коридор, где я сидел перед побегом. Я, конечно, дал стрекача, что сильно удивило моего квартирного хозяина. Одновременно я принял энергичные меры к тому, чтобы поскорей покинуть город. В эти дни меня разыскал студент Блинов, с которым я сидел в студенческом коридоре тюрьмы. Он сообщил мне, что в Житомире находится Гальперин, который хочет меня видеть. Свидание было устроено в лесу. От Гальперина я получил нужные явки и в скором времени в сопровождении одной бундовки отправился в Каменец-Подольск, а оттуда — в какую-то пограничную деревню. Из деревни мы ночью прошли в сопровождении одного крестьянина через границу. Пришлось переходить вброд несколько речонок, после чего, миновав благополучно австрийских жандармов, мы очутились на австрийской территории. По дороге в Берлин нас задержали на австро-германской границе, но в тот же день отпустили, и мы благополучно прибыли в Берлин. Все девять искровцев были уже за границей, и я прибыл последним{31}. А 11-й бежавший — Плесский, социалист-революционер, из Киева направился в Кременчуг, и там совершенно случайно его арестовали (фамилия старосты на его паспорте была написана карандашом, надо было обвести чернилами, что он забыл сделать. Заехав в гостиницу, он отдал паспорт для прописки, оплошность заметили, его привели в участок, и там, к удивлению пристава, он заявил, что он — Плесский, бежавший из киевской тюрьмы). Так мне рассказывали в Берлине о подробностях его ареста.

Смелый и удачный побег вызвал тогда много толков как среди революционной России, так и в «обществе».

МОЯ РАБОТА ЗА ГРАНИЦЕЙ

1902–1905 гг.

По приезде в Берлин я узнал, что редакция «Искры» назначила местом моего пребывания совместно с т. Гальпериным Берлин, возложив на нас организацию транспорта литературы и людей в Россию. Не успел я осмотреться, как пришлось уже ехать на германо-русскую границу, чтобы восстановить старые связи и заодно захватить т. Бабушкина{32} для отправки его в Россию. Поездка оказалась удачной, и я скоро вернулся обратно.

Берлин — этот город-гигант со своими трамваями, городскими железными дорогами, огромными магазинами, ослепительным освещением, город, подобного которому я еще не видал, — произвел на меня ошеломляющее впечатление. Не меньшее впечатление на меня произвели берлинский Народный дом, он же «Дом профсоюзов», типография, книжный магазин и редакция «Форвертса»{33}, а главное — немецкие рабочие. Когда я попал в первый раз на собрание и увидел хорошо одетых господ, сидящих за столиками с кружками пива, то мне показалось, что это собрание буржуев, ибо таких рабочих в России я не встречал. Но это оказалось партийным собранием. Что говорил оратор, я, не зная языка, конечно, не понял.

В это время мне и т. Гальперину пришлось сильно страдать из-за отсутствия квартир, где можно было поселиться без прописки, так как у нас обоих не было заграничных паспортов. Нас поместили в каком-то сыром подвале, где Гальперин сильно захворал, вероятно, от истощения во время долгого странствования от Киева до Берлина. Мне приходилось ухаживать за ним и работать за двоих, не зная языка (Гальперин знал немецкий). Позже, освоившись, с Берлином и завязав знакомства с немецкими товарищами, я раздобыл квартиры сразу для 20–30 товарищей. Но когда мы приехали, представитель «Искры» Михаил Георгиевич Вечеслов{34}не мог достать квартиры даже для нас двоих.

В Берлине кроме Вечеслова работал в то время покойный П. Г. Смидович{35}, который много потрудился в одной немецкой мастерской над опытом перевода оттиска с типографского набора, посредством особой краски на отшлифованные цинковые пластинки. Он хотел найти способ печатания «Искры» в России прямо с пластинок без набора и без стереотипа. Опыты удовлетворительных результатов не дали. Я часто бывал с т. Смидовичем в мастерской, где он производил эти опыты.

Берлинские искровцы, члены берлинской группы со действия русской революционной социал-демократии, — их было немало — часто собирались у Н. Р. и Н. Н. Бах{36} (мать и дочь). У них бывали и беспартийные берлинские студенты и приезжая публика из других заграничных городов и из России. В первое время после приезда и я у них часто бывал, ибо