Избранные воспоминания и статьи - Осип Аронович Пятницкий

внутри которого был спрятан маленький якорь, лестницу мы сделали из грубого холста, который выдавался нам для простынь. Кажется, т. Литвинов скручивал полоски холста, из них получились веревки. Два конца веревки были прикреплены к якорю, а ступеньками служили нетолстые и недлинные крепкие палки. Продолжением лестницы была веревка, верхний конец которой был прикреплен тоже к якорю со многими узелками, чтобы легче было спускаться по ту сторону стены. Когда все было готово, устроили пробу. Все явились во двор с перечисленными принадлежностями (я явился с подушкой, в которой лежала лестница), и по первому сигналу все были на местах. Надзиратели всех коридоров политического корпуса поддались нашему влиянию благодаря угощениям вином и выдачам мелких сумм за доставку газет или писем, а кое-кто — под влиянием агитации. Исключение составлял один — бывший жандарм, старик Измайлов, которого мы очень боялись. Вначале было даже решено в его дежурство побега не устраивать. Но так как уже была середина августа и начались холодные и дождливые дни, то было решено двинуться и в его дежурство. Для этого нужно было чем-нибудь отвлечь его внимание и заставить сидеть в своем коридоре в корпусе. Меры для этого были приняты, но тут появилась неожиданная помеха: дежурный надзиратель, который стоял с ружьем у той внутренней стены, через которую должен был совершиться побег, пришел вдребезги пьяным. Как мы ни старались спрятать его от глаз Измайлова, последний все же заметил его и, став вместо пьяного у стены, дал знать в контору, откуда прислали другого часового. От глаз старого жандарма не ускользнуло волнение, охватившее часть заключенных в этот вечер (как мы после узнали, он действительно доложил об этом в контору). Так или иначе, нас постигла неудача. Надо было все спрятать на случай обыска, а прятать было некуда. У каждого на руках был паспорт и 100 рублей, а у меня в камере лежала лестница, на которой я спал вместо подушки, и во время обыска ее, конечно, быстро нашли бы. Нервы у всех нас были очень натянуты. В случае обыска было решено сопротивляться до тех пор, пока все не успеют уничтожить паспорта, дабы нельзя было установить, кто хотел бежать. Тогда товарищи подняли вопрос, не взять ли у меня лестницу, так как в случае ее обнаружения вся ответственность падала бы на меня и жандармы могли бы прибегнуть к пыткам, чтобы узнать, кто хотел бежать со мной. Но все же было решено оставить ее у меня, так как рассчитывали на то, что никому в голову не придет искать ее у меня, скромного мальчика, когда рядом находятся лидеры искровцев.

На рассвете одного из таких тревожных дней раздался внезапно стук открываемой двери нижнего коридора. Тут же послышались крики: «Обыск, товарищи!» К счастью, очень скоро выяснилось, что это не обыск, а привезли арестованного, так что никто из нас не успел ничего уничтожить.

Новый арестованный т. Банин был взят на границе, его приказано было изолировать от других заключенных. Поэтому его посадили в камеру, постоянно запертую на замок, в то время как мы гуляли целый день и наши камеры запирались только на ночь. Мы решили, однако, не протестовать против того, что нового арестованного держат взаперти, ибо боялись, что у нас отнимут право гулять так поздно. К этому заключенному почему-то привязался вновь назначенный помощник начальника тюрьмы — заведующий политическим корпусом Сулима. Он стал ходить к нему в камеру, играть в шахматы и просто беседовать с ним. Однажды в разговоре этот помощник сказал заключенному т. Банину, что он накануне целую ночь ходил вокруг тюрьмы, так как к нему поступили сведения, что политические арестованные собирались в ту ночь совершить побег. Вопрос о побеге стал остро: или надо было бежать сейчас же, или совсем оставить мысль о побеге. Решили бежать во что бы то ни стало. Тут же было решено избежать кровопролития; но если, после того как будет дан сигнал, кто-нибудь из конторы тюрьмы войдет во двор политического корпуса, то с пришедшим не церемониться. Для этого случая было приготовлено несколько человек с широкими плащами, чтобы сразу оглушить пришельца, накинув плащ ему на голову. День побега был установлен, но тут опять возникла помеха. Мы ведь не могли обойтись без помощи части товарищей, которые оставались в тюрьме, и кое-кто из них знал о побеге. Мы обращались к представителям других партий, которым грозило долгое сидение и суд, с предложением присоединиться к побегу, но все они отказались бежать. И вот в последний день украинские социалисты-революционеры, помощь которых нам была очень нужна, потребовали, чтобы мы взяли с собой одного социалиста-революционера — Плесского. Нам, конечно, не жалко было, если бы и вся тюрьма ушла с нами, но Плесскому нужно было дать паспорт, деньги, явки и пр., что в один день достать было невозможно. Однако и этот вопрос мы уладили: каждый из нас дал ему по 10 рублей, паспорт был написан наспех, он получил явку, и все было в порядке. Вместо одиннадцати теперь должно было бежать 12 человек.

18 августа 1902 г. вечером, перед сигналом к побегу, явился помощник начальника тюрьмы Сулима. Он направился к заключенному Банину и начал с ним играть в шахматы. Несмотря на это, сигнал был дан. Начался концерт, и т. Бауман колотил в барабан. В это время была построена пирамида, куда взобрался т. Гурский. Одновременно был связан часовой, которому заткнули рот, чтобы он не кричал; надзиратели уже спали в коридорах сном праведных. Я подал Гурскому лестницу, быстро сбросил с себя летний холщовый тюремный костюм, который я надел поверх своего, и взобрался по лестнице, якорь которой т. Гурский зацепил с другой стороны стены за карниз. Когда я спустился вниз по веревке, которая, кстати сказать, ободрала мне кожу с обеих рук так, что мне было нестерпимо больно, то веревку держал т. Гурский, чтобы не отцепился якорь. Он мне ее отдал, а сам куда-то исчез (было уже совсем темно). После меня спустился Басовский{29}, у которого была больная нога (он в тюрьме сломал себе ногу, что тоже немало нас задержало, но мы не хотели его оставить в тюрьме). Я ему веревки не передал, а ждал, пока появится четвертый товарищ. Все шло благополучно, и я передал последнему веревку, сам со всего размаху бросился бежать, но тут я полетел кувырком вниз и попал в очень глубокий ров, о котором мы ничего не знали. Внизу я нашел Басовского. Он шарил везде,