Земляки - Павел Александрович Гельбак

что пришлось увидеть, он не ожидал. На запасных путях стояло множество товарных и пассажирских вагонов. В них жили солдаты, объединившиеся по принципам землячества или дружеского расположения. Вид бойцов был далеко не военным. Одеты, кто во что горазд, неряшливо, без малейшего уважения к форме. Оружие солдаты носили кому как вздумается — у одного винтовка, как у охотника ружье, болтается на шее, у другого — висит на ремне вниз стволом. Встречались солдаты, опоясанные пулеметными лентами, но без оружия. У вагонов привязаны коровы, козы. Здесь же в корытах стирают белье какие-то женщины, бегают голопузые ребятишки. Лагерь беженцев, а не войсковые части.

Так называемый штаб Первой армии состоял всего из пяти человек: комиссара, начальника штаба, запуганного тихого седоусого полковника, начальника оперативного отдела, начальника снабжения и казначея. Все они вместе с прикомандированными к штабу красноармейцами размещались в одном зеленом пассажирском вагоне, на стене которого еще красовался двуглавый орел — герб царской России. Штабов дивизий и полков не существовало вовсе. Никто в штабарме не мог сказать, какова численность войск, какое вооружение. Штабисты неуверенно говорили о командирах отрядов, частей, групп, даже тех, что находились под боком на станции Инза. О частях в Пензе и Симбирске имели весьма приблизительное представление. Каждый из командиров отрядов считал себя главным начальником, вмешательства со стороны штаба армии не признавал, поступал только сообразно своему желанию и разумению.

Тухачевский с ходу устроил разнос своим штабным работникам, крупно поговорил с командирами отрядов, чем вызвал их нескрываемую неприязнь. Комиссар армии счел нужным сделать выговор молодому командарму:

— Царские обычки кинь, — выговаривал комиссар. — Революционный командир не ваше превосходительство. Здесь тебе не лейб-гвардии Семеновский полк…

Казначей, нагло ухмыляясь, спросил:

— Не ваших ли дружков, гражданин командарм, офицеров Семеновского полка недавно чека шлепнула за махинации с немцами?

— Нет, — резко ответил Тухачевский, — не моих друзей. Но всякого, кто станет подрывать революционную дисциплину в армии, подрывать ее боеспособность, мы сможем поставить на место. С командиров двойной спрос. С комиссара и казначея в том числе. Мы здесь собрались не с бабами спать, детей нянчить, парное молоко пить. Враг в Сызрани, в Самаре, главной базе Красной Армии угрожают белочехи, а мы здесь прохлаждаемся, как обозники.

— Ну, ну, полегче на поворотах, командарм, — пробасил кто-то из обиженных командиров.

— Обижаться нечего, товарищи. Перед отъездом из Москвы меня принял Ленин. Положение он назвал «архисерьезным». Владимир Ильич поручил мне создать регулярную боеспособную армию, с железной революционной дисциплиной. Я пообещал Ленину, что такая армия будет создана в ближайшее время. И я верю, что вместе с вами создадим такую армию. И не за горами час, когда мы поднимем снова красный флаг над Сызранью и Самарой.

Несколько дней в Инзе, а затем в Пензе ушло на ознакомление с отрядами, на формирование полков, дивизий. Вся работа упиралась в отсутствие необходимых командных кадров, штабных работников. Нужно было срочно пронести мобилизацию офицеров, о которой говорили в Кремле. Против мобилизации рьяно выступил комиссар армии. Он наотрез отказался ехать с Тухачевским в Симбирск.

Множество раз Тухачевский слышал о золотопогонниках, которые, нацепив на фуражку красную звезду, потом становились предателями, перебегали на сторону контрреволюционных банд, по их вине гибли доверившиеся им солдаты. Комиссар имеет основания высказывать сомнения о добропорядочности бывших царских офицеров. И тем не менее, кто давал ему право говорить таким тоном с ним, с командармом, доверие к которому прежде всего он должен воспитывать у всего личного состава армии. Что он знает о семье Тухачевского? Дворяне — значит враги. Черного кобеля не отмоешь добела. Это он называет классовым сознанием, революционной бдительностью! Не веря командирам — не выиграешь боя. Отказался комиссар участвовать в мобилизации офицеров — обойдемся без него. А если и симбирский Варейкис такой же тугодум?

…По вагону босыми ногами шлепает Медведь. Он распахивает дверь тамбура и орошает сонную, бегущую под колесами вагона землю. Снова хлопает дверь тамбура. Медведь застегивает штаны, сладко зевает, потягивается. Остановившись у Тухачевского за спиной, спрашивает:

— Вы что, так и не спали, товарищ командарм? Ложитесь, я покараулю.

— Спасибо, Петро, не хочется спать.

— Мне такой сон приснился. Вроде как в атаку шли. Беляк-гад на меня пушку направляет. Потом уже не помню, чего было. Приперло, проснулся. И чего оно обозначают эти сны, товарищ командир. На хрена мне эта война снится, лучше бы какая-никакая бабенка…

— Когда-нибудь, Медведь, ученые ответят на твой вопрос. Сейчас же для нас твой сон такая же тайна, как и то, что происходит на той далекой звезде.

— Значит, и вы не знаете, — разочарованно произнес солдат. — Тогда я пойду еще немного храпану, раз все одно вы не спите.

Сон, что такое сон? Может быть, вся жизнь — сладостный и кошмарный сон. Медведь мечтает увидеть во сне бабенку и не желает видеть войну. Он об этом честно признается при дневном свете. А сколько раз во сне нам грезятся тайные желания, которых мы ни за что не выскажем днем. Когда-то в плену подпоручик Тухачевский во сне видел себя на огромной сцене парижского театра. Он играл на скрипке, и многотысячный зал рыдал. Потом воздух сотрясали аплодисменты, и красивые женщины бросали к его ногам пунцовые розы. Разве он мог рассказать этот сон своим товарищам по баракам, которые мечтали не о скрипках и розах, а о том, как избавиться от вшей. Сон порою изобличает желания, которые, бодрствуя, мы тщательно скрываем даже от себя, не решаемся в них признаться. Муравьев, наверное, видит себя во сне Наполеоном или Кутузовым. Почему этот сон грешен? Если Кутузов не мечтал о победе над узурпатором, то как он выиграл сражение против французов? Зачем соглашаться командовать армией, если во сне стыдишься увидеть себя великим полководцем?

2

Поезд в Симбирск пришел ранним утром. До того как начнут работать городские учреждения, остается два-три часа. Этого достаточно, чтобы бегло познакомиться с городом, о котором лишь прочитал скупую справку в энциклопедии.

Попадая в незнакомый город, Михаил Николаевич любил в одиночестве по принципу «куда приведут ноги» бродить по улицам. Такое, казалось бы бесцельное, хождение помогало лучше познакомиться с новыми местами. Узнать не только городские достопримечательности, но и увидеть город таким, каким его ежедневно и ежечасно видят постоянные жители.

Дав поручение Петриле и Федоровичу, Тухачевский отправился в путешествие по пустынным в этот ранний час улицам.

В полевой сумке у командарма — письма Кобозева и Муравьева. Оба сегодня должны быть вручены адресатам. К кому идти первому — Варейкису или Иванову? Иванов, командующий группой войск, с него и следует начать день в Симбирске. Нет, пожалуй,