Федор Достоевский. Единство личной жизни и творчества автора гениальных романов-трагедий [litres] - Константин Васильевич Мочульский

сам с собой, со своим демоном и побеждает его, уничтожая себя. История его предсуществования в воображении автора полна трагического, захватывающего интереса. Когда в первоначальной туманности вспыхивает огненная точка его духа, начинается борьба творца с творением. Ставрогин, как Протей, принимает различные формы, прячется под всевозможными масками, но никогда не теряет неукротимой силы своего «я». В гордом своеволии он отстаивает свободу и не повинуется своему творцу. Невольно кажется, что, раз возникнув, он идет своим собственным путем, не считаясь с заданиями и намерениями автора. В нем своя жуткая, таинственная жизнь, и трудно поверить, что его личность – только литературный вымысел.

В самых ранних набросках князь (Ставрогин) – русский аристократ, который вдруг понимает всю бессмысленность своего существования. Человек сильный, богато одаренный и искренний, он бурно переживает страшный нравственный кризис и судорожно ищет выхода: «Князь был развратнейший человек и высокомерный аристократ. Он зарекомендовал себя как отчаянный враг освобождения крестьян и притеснитель их». «Князя выставить в романе, как врага нигилизма и либерализма и высокомерным аристократом». И вдруг его поражает мысль: так дольше жить нельзя. «Он от всех отдаляется, делается скептиком, недоверчиво приглядывается к людям и их убеждениям»; строго судит самого себя и приходит к выводу, что он ничто. 15 марта 1870 г. Достоевский набрасывает его характеристику: «Князь – человек, которому становится скучно. Плод века русского. Он свысока и умеет быть сам по себе, т. е. уклониться и от бар, и от западников, и от нигилистов, и от Голубова, но вопрос остается для него. Что ж он сам такое? Ответ для него: ничто. У него много ума, чтоб сознаться, что он и в самом деле не русский. Он отделывается мыслью, что не находит надобности быть русским, но когда ему доказывают нелепость того, что он сказал, он уклоняется в фразу, что он сам по себе». Автор резюмирует: «Выставить человека, который сознал, что ему недостает почвы». Но одного этого сознания мало для построения личности героя. «Ничто» и «сам по себе» – мертвая точка; автор немедленно себя исправляет: «Князь – натура высокая, и быть ничем его не удовлетворяет и мучит». К чему приведет мучение беспочвенного дворянина? Может ли он обновиться или должен погибнуть? Писатель пробует обе возможности: «Князь – равнодушная роль… не имеет особенных идей. У него одно только отвращение к современным людям, с которыми он решил порвать. Одно непосредственное отвращение, потому что он уже постиг свою оторванность от почвы. Но идей нет. Я открыл глаза и слишком много увидел и не вынес, что мы без почвы. Целое поколение наше оказалось ничтожным и ненужным». И под этими заметками два подчеркнутых слова: «Князь застрелился». Но параллельно намечается другой вариант – спасение князя. Он встречает Голубова, и идея старообрядца о религиозном призвании России вдохновляет его. «Встретив его (Голубова), князь поражается, ужасается и поддается ему беззаветно». Концепция его резко меняется: он уже не «ничто», не «равнодушная роль», а «человек идеи». «Идея обхватывает его и владеет им, воплощаясь в него, переходя в натуру, всегда со страданием и беспокойством и уже раз поселившись в натуре, требуя и немедленного приложения к делу». Герой сдвинут с мертвой точки, становится динамичным и бросается в борьбу. Он помещается в центре действия, вмешивается в дело Нечаева, отыскивает убийц Шатова, ведет двойную любовную интригу с красавицей (Лизой) и воспитанницей (Дашей). Автор набрасывает новый план: «Князь приехал, уже все разрешив, все сомнения. Он – новый человек… В бешеной, засевшей внутрь энергии мало высказывается, смотрит насмешливо и скептически, как человек, уже имеющий у себя окончательную разгадку и идею… Он приехал исправить в городе свои ошибки, обиды и пр. Мирится с обиженным, сносит пощечину. Вступается за кощунство, отыскивает убийц и, наконец, торжественно объявляет воспитаннице, что отныне он русский человек. Он молится иконам и пр.». И автор заключает: «Таким образом, выходит, что князь – лицо романическое и загадочное… новый человек».

Перечитывая заметки, относящиеся к этому замыслу, мы чувствуем, как страстно увлечен автор этой мыслью, как дорог ему образ нового русского человека. «Главная же идея, – записывает он, – (т. е. пафос романа) что князь и воспитанница – новые люди, выдержавшие искушение и решающие начать новую, обновленную жизнь… У князя сильный характер и упорный, но впечатлительная, грустная, застенчивая душа». Однако писатель понимает необычайную трудность такой задачи. «Задача: украсить и создать эту пару – князя и воспитанницу. Тут-то и беда… Князь готовится в мировые судьи. Больше поэзии». В этих словах: «тут-то и беда» – выражены все сомнения и колебания автора. Что будет делать этот новый человек? Куда пойдет? Какую придумать для него деятельность? Намечаются различные возможности. Князь смиряется и довольствуется скромной, но полезной для России работой. Он говорит воспитаннице: «Я человек простой и незаметный, но мы будем добрые и славные люди. А теперь я уже силы свои знаю». Или же князь накладывает на себя суровый религиозный искус: покаяние и самообладание. Вот его слова Даше: «Я новым человеком не буду, я слишком неоригинален, но я нашел, наконец, несколько драгоценных идей и держусь их. Но прежде всякого возрождения и воскресения – самообладание. И потому ты мне нужна, ты меня спасешь своею тихостью… Я прежде судил нигилизм и был врагом его ожесточенным, а теперь вижу, что и всех виноватее, и всех хуже мы, баре, оторвавшиеся от почвы, и потому мы, мы прежде всех переродиться должны: мы – главная гниль, на нас главное проклятие, и из нас все произошло».

Образ князя – сурового аскета, желающего воплотить в жизни идею Голубова о самообладании, – приковывает внимание писателя: «Князь правдив, жесток, принявший решение, ненавидящий современный порядок… Ирония, защита в виде нападения. Ненависть. Чистое лицо. Новая форма боярина. Ужасно горд честным, поскорей спасаться и новое племя начинать. – Быть новыми людьми, начать переработку с самих себя. Я не гений, но я, однако же, выдумал новую вещь, никто, кроме меня, на Руси не выдумывал: самоуправление». В этой фазе работы над романом будущий демон – Ставрогин – наиболее близко подходит к суровому христианину-старообрядцу Голубову. Князь становится проповедником его идей и вытесняет Голубова со страниц романа.

Однако автор не вполне уверен, что скромная, но полезная деятельность, «бедность и труд», подходят к высокому и пылкому духу его героя. Он проектирует для него более героическое будущее: «В мужики и раскольники хочет идти… В монахи…» И вдруг – полное крушение всех надежд на спасение Ставрогина. Какая-то таинственная катастрофа происходит в его судьбе. Кажется, что кающийся грешник, ученик Голубова, суровый христианин