Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - Константин Маркович Азадовский

статью из сборника (не по научным же соображениям), но и лишить меня возможности опубликовать ее где-либо в другом месте. За 2 ½ года, что статья находилась у Вас, такие возможности были у меня не раз, и их почти нет теперь. Впрочем, дело не в этом. Это между прочим, – мне представляется более всего глубоко возмутительным самый факт невключения статьи в сборник, тогда как Вы и, вероятно, Ваши коллеги по редакции, были достаточно хорошо осведомлены о тех теплых и сердечных отношениях, к<ото>рые связывали нас с Павлом Никитичем и которые давали мне право на участие в сборнике, связанном с его именем. Впрочем, все это Вам и самому достаточно хорошо известно.

Не могу, вместе с тем, не поразиться и тем обстоятельством, что до сих пор не возвращена мне рукопись. Так как из всех членов редакции я имел дело только с Вами и Вам лично вручил ее, то прошу не отказать в любезности возможно скорее переслать ее по моему ленинградскому адресу[107].

В качестве своего тогдашнего адреса М. К. указал квартиру Гессенов на Пушкинской улице.

Статья, по всей видимости, была вскоре возвращена. Что же касается ее отсутствия в сборнике, в котором – читаем в предуведомлении за подписью «Юбилейный комитет» – «собраны статьи выдающих литературоведов и освещены разнообразные проблемы литературной науки», то окончательное разъяснение можно найти в следующих словах:

Объем сборника, материальные и иные условия лишили редакцию возможности поместить все статьи, какие были получены. С глубоким сожалением она вынуждена была возвратить некоторым авторам их статьи – или присланные поздно, или слишком обширные по объему, или не подошедшие к типу сборника[108].

Вряд ли такое объяснение удовлетворило М. К. Впрочем, работа будет им продолжена и реализована в конце 1930‑х гг. в статье «Три редакции „Призраков“»[109]. Обосновывая идейное родство тургеневских рассказов «Призраки» и «Довольно», ученый пытается доказать, что первоначально оба рассказа составляли одно целое и лишь позднее распались на два (еще позднее – на три) произведения: «Фауст», «Призраки» и «Довольно»[110].

Роль Пиксанова в этой истории представляется нам крайне неблаговидной. Есть все основания полагать, что именно он – ученый, известный своей самовлюбленностью, – «отодвинул» статьи обоих иркутян (тем более что М. К. позволил себе вступить с ним в полемику[111]). Во всяком случае, их отношения прерываются после этого инцидента на несколько лет и возобновляются лишь в конце 1930‑х гг.

Особого внимания заслуживает замысел М. К., который он пытался осуществить в 1929–1930 гг.: составление и редактура сборника в честь С. Ф. Ольденбурга (к 25-летию его пребывания на посту непременного секретаря Академии наук). «Скучая без редакторской работы, – сообщает М. К. 1 мая 1929 г. М. П. Алексееву, – я организовал здесь сборник специально по сказке, который должен выйти осенью в честь С. Ф. Ольденбурга»[112]. И уже 20 мая в письме к Ю. М. Соколову М. К. перечисляет участников будущего сборника: Н. П. Андреев, Н. П. Гринкова, А. И. Никифоров, А. М. и Л. А. Мерварты, В. И. Чернышев, Р. О. Шор, И. Ю. Крачковский, А. Н. Самойлович, Б. Я. Владимирцев, Э. К. Пекарский[113].

Ю. М. Соколов откликнулся не сразу. В письме от 13 июня 1929 г. он объясняет причины своего молчания и называет тему, с которой хотел бы участвовать в сборнике:

Дорогой Марк Константинович! Со стыда сгораю, представляя себе, как Вы укоризненно покачиваете головой, вспоминая меня и брата. Сборник в честь милого Сергея Федоровича – без участия в сборнике моего и брата – был бы для меня и брата ужасным позором. Но помогите мне советом. Я об этом прошу и Н. П. Андреева. Летом я был измучен своей историей (резким служебным столкновением) с Историческим музеем, откуда и ушел. Представляете себе меня без Истор<ического> музея и б<иблиотек>у его без меня. Я был в Музее 15 лет! Но все это уже переболело, и я с головой занят другими делами, гл<авным> о<бразом> лекциями (их до 20 у меня в неделю!) и писанием статей (для Лит<ературной>Энц<иклопедии>, Больш<ой> Сов<етской> Энц<иклопедии>, Мал<ой> Сов<етской> Энц<иклопедии> и для неск<ольких> издательств). Но все эти работы в настоящий момент идут за пределами сказки. А сборник в честь С<ергея> Ф<едоровича> объединен одной темой – сказочной. Не правда ли? Ну а что если я в сборник пришлю статью на общую тему «Фольклористика и литературоведение» (собств<енно>, о спецификуме фол<ьклористи>ки в сравнении с литер<атуроведе>нием), тем более что С<ергея> Ф<едоровича> эта тема интересует, он об ней говорил в своем парижском докладе[114]. Моя статья вызывается к жизни появлением недавно на нем<ецком> языке статьи моих друзей П. Г. Богатырева и Р. О. Якобсона[115], с которыми я горячо спорил по указанному вопросу в прошлом году в Праге[116]. Я с их позицией (крайне формалистической и «лингвистической») не согласен. Они во что бы то ни стало хотят резко выделять фольклор из л<итерату>ры, фоль<клористи>ку из литературоведения. Я спецификум фольклора пытаюсь определить иначе, чем они. Иллюстрировать статью постараюсь гл<авным> о<бразом> сказочным материалом. Эту бы статью я написал быстро, т<ак> к<ак> она меня сейчас актуально интересует. Напишите, как можно скорее, свое мнение (70–46; 3–3 об.).

Однако эту статью, которая могла бы стать вехой в истории отечественной фольклористики, Ю. М. Соколов так и не написал – видимо, потому, что сборник в честь Ольденбурга, составленный М. К. в 1929 г., постоянно откладывался. Причиной того, что дело затянулось, был начавшийся в 1929 г. (во время выборов в Академию) академический «скандал» и последующие события: чистка аппарата Академии наук, затронувшая ее руководство и самого Ольденбурга, отстраненного в октябре 1929 г. от обязанностей непременного секретаря. Разворачивается громкое «академическое дело», растянувшееся на несколько лет[117]. Впрочем, в разгар этих событий М. К. уже не было в Ленинграде: с началом учебного года он вернулся в Иркутск[118].

История со сборником в честь Ольденбурга продолжалась вплоть до осени 1930 г. Переданный в Сказочную комиссию Русского географического общества, сборник был доведен (или почти доведен) до печатного станка. «Сборник „Сказ<очной> Ком<иссии>“ <…> на днях, видимо, пойдет в типографию», – сообщал М. К. 8 сентября 1930 г. Ю. М. Соколову[119]. О том же он писал ему и 2 октября 1930 г. (в ответ на повторно высказанное Юрием Матвеевичем желание принять участие в сборнике):

Я не знаю, что написать Вам по поводу сборника. Он уже