Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - Константин Маркович Азадовский

М. К. снискал себе репутацию «марксиста», чему способствовали его нескрываемый интерес к марксистской теории (вспомним рецензию 1923 г. на книгу Р. С. Мандельштам[57]), стойкое внимание к социологическому методу (изучение работ П. Н. Сакулина), выступления в аудиториях ИРГОСУНа и собственные научные труды, в особенности «Письма из Сибири» (1929), не свободные, как уже говорилось, от модного «социологизма». Свою приверженность марксизму он открыто декларировал и в предисловии к «Историко-литературным опытам» (1930). Таким образом М. К. получает ореол «марксиста».

Конечно, «марксизм» М. К. заметно отличался от воинствующей позиции правоверных идеологов 1920‑х гг. Ограничиваясь модной терминологией и попытками применить социологический метод в своей историко-литературной работе, М. К. как ученый и общественник был предельно далек от какой бы то ни было публицистичности. Он никогда не декларировал свой «марксизм», с пониманием относился к тем, кто придерживался других взглядов или даже открыто сторонился господствующей идеологии (например, Г. С. Виноградов). Этот академический аристократизм ученого, никогда не опускавшегося до обвинений своих коллег («не-марксистов») в инакомыслии, тем более в рапповском стиле, нашел отражение в эпиграмме Ю. Н. Тынянова, возникшей, по-видимому, на рубеже 1920–1930‑х гг.:

В Иркутске этногра́ф —

Сибирских сказок собиратель.

Для марксистов – «граф»,

А для нас – приятель[58].

Наезжая в Москву и Ленинград, М. К. помногу общается с участниками идейных споров конца 1920‑х гг. Крепнут и углубляются его отношения с братьями Соколовыми, Н. Л. Бродским, Н. К. Пиксановым; особо следует отметить отношения с Н. П. Сакулиным, автором книги «Социологический метод в литературоведении» (М., 1925). М. К. знакомится (возможно, через Юлиана Оксмана и Исаака Троцкого) с Л. П. Гроссманом, к научно-популярной продукции коего относился в целом скептически. Встречается и с «подлинными» марксистами – П. И. Лебедевым-Полянским, возглавлявшим журнал «Литература и марксизм», и В. М. Фриче, с В. Я. Полонским, главным редактором журналов «Красная нива» и «Красный архив»[59]. Все это отнюдь не мешает его знакомству и общению с «формалистами» – Жирмунским, Тыняновым, Эйхенбаумом.

Обдумывая свои жизненные планы, М. К. присматривается к изменениям в жизни Академии наук и высшей школы. О своих встречах и впечатлениях в конце 1928 и начале 1929 г. он регулярно информирует оставшегося в Иркутске М. П. Алексеева. Приведем ряд отрывков из писем М. К. того времени, иллюстрирующих круг его общения и процесс постепенного «вживания» в московско-ленинградскую научную среду:

1

<Москва,> 7 ноября 1928 г.

Вернулись из‑за границы бр<атья> Соколовы[60]. Очень много интересного порассказали о западных работах, – но это все в области фольклористики. Едва ли это Вас интересует. <…> Видел здесь П<авла> Н<икитича>[61], Ник<олая> Кир<иаковича>[62], Ник<олая> Кал<л>ин<иковича>[63] – и прочих. Постараюсь повидаться и с Ник<олаем> Леонт<ьевичем>[64]. В Госиздате сейчас временно Пиксанова уже нет[65], – возможно, что это станет постоянным. Как мне сказали там (в ред<акционном> секторе): «Его вытесняет Гроссман»…[66] Видел и последнего – он все преуспевает; выпустил письма женщин[67] и т<аким> о<бразом> установил новый жанр в исследованиях – по половому признаку. Сакулин скоро выпускает второй том «Ист<ории> р<усской> лит<ерату>ры» – это будет что-то листов 30–40[68]. Kolossal![69] Подвигается вперед и немецкое издание с массой иллюстраций[70]. Был здесь целую неделю Вальцель[71], читал доклады и даже платную лекцию. С ним вместе приезжал из Ленинграда Жирмунский, к<о>т<о>рый именовал его чуть ли не Excellenz[72], к великому соблазну москвичей. Впрочем, Walzel нет-нет да и напомнит, что Geheimrat[73].

2

<Ленинград,> 20 февраля 1929 г.

Вас, вероятно, интересуют мои здешние литературные впечатления, – но их у меня еще очень мало. Кроме Юл<иана> Григорьевича[74] и мельком Б. М. Эйхенбаума почти никого не видел. В Пушкинском Доме даже не был. Сборник в честь, вернее, в память Б. Л. Модзалевского – в наборе[75], но подвигается крайне медленно. На днях выходит т<ом> IX академического Пушкина (критика, заметки и пр.) – том в двух частях[76]. <…>

Все время дебатируется вопрос о судьбах «Academi’и». Она перешла, как Вы вероятно, знаете, в ведение Главискусства[77]. Это издательство, вообще-то, крепко как экспортное и дающее верную валюту. Сейчас идет спор, где быть Правлению: в Москве или Ленинграде, кому возглавлять и пр. Из-за этого издательские дела в Ленинграде несколько сумбурны.

Вышел «Мой Пушкин» Брюсова под ред<акцией> Кириакыча[78]. Но в чем выразилась редакция, догадаться трудно.

Вышли «Разговоры» Пушкина[79]. После полового принципа, внесенного Гроссманом, не следует удивляться принципам дальнейших исследователей. В сборник вошло все оставшееся от Пушкина в форме прямой речи. Т<аким> о<бразом>, не ум Пушкина, не его остроумие, а… некоторая грамматическая категория. Вошли даже такие примерно образцы речи: он сказал «я завтра уезжаю»… и т. д.

«Словесность и коммерция (Лавка Смирдина)»[80] – работа ученическая, претенцио<зн>ая и халтурноватая. Вообще, отдохнуть не на чем. Вот разве на работе Эйхенбаума о Толстом[81]. Пожалуй. Да еще Тыняновский сборник статей по русской литературе[82]. Его «Вазир»[83] переводится на ряд языков.

Из западных новинок видел только «Происхождение бр<атьев> Карамазовых» В. Л. Комаровича[84] – на немецком языке, великолепно изданное[85].

3

<Ленинград,> 22 мая 1929 г.

Хотите литературных новостей? Вышел «Дневник» Вульфа под редакцией проф<ессора> Зильберштейна[86]; недавно с последнего Н. О. Лернер снял штанишки и пребольно высек на страницах «Звезды»[87]. Ничего, купил новый костюм и намазал высеченное место вазелином. Под покровительством Пиксанова и Щеголева сей мальчик растет не по дням… Скоро выйдет описание пушкинских рукописей в Пуб<личной> б<иблиоте>ке под редакцией Юлиана[88]. Вышел в свет сборник статей покойного Бориса Львовича. Под заглавием «Пушкин»[89]. По-моему, сделано редакцией небрежно. <…>

Куриным шагом продвигается сборник памяти Бор<иса>Льв<овича>[90], а сборник Сакулину, по глубочайшим московским соображениям, отложен до осени, хотя уже набрано свыше 10 листов[91].

Недавно было две бурных диссертации – Д. П. Якубович[92] (к<ото>рый как-то слал через меня Вам привет) «Пушкин и Вальтер Скотт» – с неприличным выпадом против автора со стороны В. В. Сиповского[93] и резким ответом Якубовича, и диссертация в И<нституте> И<стории> И<скусств> – Каверина о Сенковском[94]. Во вступительной речи Каверин, ученик Эйхенбаума, отрекся