Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - Константин Маркович Азадовский

фольклору хорошо известны у нас и за границей, в них и много нового материала, и ценны методы самой работы. Он идет новыми путями, которые приводят к новым пониманиям т<ак> н<азываемой> народной литературы.

Ясность и живость изложения делают эти работы Азадовского интересными и доступными не только для узкого круга специалистов, но и для широкого круга читателей.

Собрание их в одном томе крайне желательно, т<ак> к<ак> хотя они и разбросаны по многим изданиям, они все же являются главами единого целого, объединенного одной общей основной концепцией (68–5; 6; дата: 21 августа 1929 г.).

В издательской аннотации (в рубрике «Достоинства книги») было сказано: «Книга составлена тщательно, научно, интересно. Есть отзывы академика Ольденбурга, проф<ессора> Соколова, ряда иностранных профессоров. Книга переведена на ряд иностранных языков». А в рубрике «На какого читателя рассчитана» отмечалось: «Имеет научный интерес, но понятна широкой публике»[147].

Однако ни отзыв академика, ни рекомендация известного писателя (в недавнем прошлом – председателя Союза сибирских писателей), ни издательское заключение не возымели действия. В конце 1920‑х гг. сказочные тексты все еще воспринимались в советских издательствах как «архаика».

Еще об одном замысле М. К. можно узнать из его письма к Н. В. Здобнову от 13 декабря 1929 г. (из Иркутска):

Очень радуюсь тому, что Вы издаете 2‑е издание «Краеведческой библиографии»[148]. Это – очень хорошо. Эх, хорошо бы как-нибудь раскачаться на коллективный сборник статей по краеведческой библиографии. У меня чешутся руки дать такую статейку: «Место этнографии и фольклора в десятичной системе», – да как-то все не удается.

В статье М. К. «Сказительство и книга» (1932) упоминается «этюд» под названием «Крестьяне-библиофилы», предназначавшийся «для одного книговедческого издания»[149]. Столь глухая ссылка объясняется тем, что М. К. набросал эту заметку в конце 1928 г. для сборника в честь иркутского библиографа и книговеда Георгия Ивановича Поршнева (1887–1937; расстрелян)[150]. Об этом сообщила в своей статье «Из научного наследия М. К. Азадовского» Л. В.[151], не упоминая, разумеется, о судьбе Поршнева. Источником информации для Л. В. послужили сохранившиеся письма М. К. к Ф. И. Седенко-Витязеву[152], готовившему юбилейный сборник и арестованному в том же, что и Поршнев, 1930 г. Добавим к ее сообщению, что история работы М. К. над «этюдом» отражена в его письмах к Здобнову.

Текст этой «малюсенькой заметочки странички на 4», как писал М. К. 12 октября 1928 г. Ф. И. Седенко-Витязеву[153], до настоящего времени не обнаружен.

Упомянем в завершение несостоявшийся доклад М. К. для международной аудитории. 27 декабря 1927 г. И. Поливка сообщил ему:

В октябре 1928 г. будет в Праге международный съезд общества, состоящего при Лиге наций в Женеве, по народному искусству[154]. Прекрасно бы было, если бы Вы могли по этому поводу приехать к нам в Прагу. Приглашения иностранным ученым посылает центральный комитет в Женеве (68–39; 17 об.).

Получил ли иркутский профессор официальное приглашение из Женевы, неизвестно, но, ясно представляя себе, что его «загранкомандировка» маловероятна, он намеревался принять участие в этом представительном съезде путем оглашения его доклада. 26 июля 1928 г. он писал И. Поливке:

Побывать на съезде никак невозможно. Я было приготовил доклад («Das heutige russische Märchen»[155]), чтобы хотя бы он был зачтен на съезде и помещен в «Трудах» его, но, как выяснилось, сделать это также невозможно[156].

Этот «пражский» доклад, наряду с иными начинаниями М. К. того времени, мы вправе занести в длинный ряд его «замыслов и начинаний»[157].

Глава ХХ. Переезд в Ленинград

4 мая 1930 г., досрочно завершив университетский семестр, М. К. возвращается в Ленинград, предполагая провести здесь как минимум все летние месяцы (до окончания отпуска). В тот же день он наносит визит Ольденбургам, а 6 мая принимает участие в похоронах С. П. Швецова. На другой день он присутствует на заседании Секции по изучению декабристов и их времени, где выступал Ю. Г. Оксман с докладом «К вопросу „Пушкин и декабристы“». Докладу предшествовали отчет президиума за истекший период и его перевыборы. В ходе обсуждения отчета возникло предложение возобновить библиографирование литературы о декабристах «и в следующее же заседание заслушать М. К. Азадовского о „Библиографии декабристов“ Н. М. Ченцова». Собрание сформировало новый президиум секции; в него вошли А. В. Прибылев (председатель), С. Я. Гессен и И. М. Троцкий (секретарь)[1].

Оксман познакомил собравшихся с найденным им текстом В. Ф. Раевского «Вечер в Кишиневе», «ярко иллюстрирующим отношение Раевского к творчеству Пушкина». Далее Юлиан Григорьевич сообщил об одном из неосуществленных замыслов Пушкина, который, как удалось выяснить ученому, «имел в виду написание романа или повести об офицере, служившем в 1825 г. в Черниговском полку», и поделился соображениями о декабристских мотивах в творчестве Пушкина в 1836 г., когда ожидалась амнистия[2].

М. К. принял участие в обсуждении этого доклада. В тот вечер ожидался и второй доклад – И. М. Троцкого о семье Бестужевых, однако «за поздним временем» решено было отложить его до следующего заседания.

16 мая М. К. выступает на посвященном С. П. Швецову мемориальном вечере в Обществе политкаторжан, организованном Секцией по изучению культурного влияния политссылки на население Сибири и других районов СССР, созданной Швецовым и им же возглавлявшейся.

М. К. многое связывало со Швецовым (видимо, еще с 1910‑х гг.). Их переписка не обнаружена[3], сохранилась, однако, фотография Швецова с дарственной надписью (см. илл. 40)[4]. В 1928 г., в связи с 70-летием Швецова, М. К. посвятил ему отдельный очерк, помещенный в последнем выпуске «Сибирской живой старины» (к очерку приложен список трудов). А выступая 16 мая, он вновь подчеркнул роль Швецова как исследователя Сибири и остановился на его журнально-газетной деятельности. Имея в виду свой текст в «Сибирской живой старине», М. К. сказал:

Мне удалось написать о жизни Сергея Порфирьевича небольшой очерк, в который вошло все то, что я здесь о нем <Швецове> говорю, и к этому очерку приложить библиографию, подобранную мною из его статей. Она занимает несколько страничек, а между тем я смог проработать одну газету «Степной Край»[5], его статьи многочисленные в томских, тобольских газетах остались неучтенными, среди них была большая часть неподписанная, и я не знаю удастся ли теперь без него эту работу довести до конца. Его участие в газетах началось почти с первого дня