Павел Фокин - Чехов без глянца

Ознакомительный фрагмент

Михаил Егорович Плотов:

Я уверен, что Антон Павлович никогда не волно- вался, не возмущался и не жалел о своих личных неудачах, как волновался и возмущался по поводу неудач маленьких людей, своих знакомых, особен­но в тех случаях, когда к неудачам материального порядка присоединялись попытки умаления чело­веческого достоинства этих людей.

Александра Александровна Хотяинцева (1865-1942), художница, знакомая Чехова:

Писем Антон Павлович получал много, и сам писал их много, но уверял, что не любит писать писем.

— Некогда, видите, какой большой писательский бугор у меня на пальце? Кончаю один рассказ, сей­час же надо писать следующий... Трудно только за­главие придумать, и первые строки тоже трудно, а потом все само пишется... и зачем заглавия? Про­сто бы № 1, 2 и т. д.

Однажды, взглянув на адрес, написанный мной на конверте, он накинулся на меня:

— Вам не стыдно так неразборчиво писать адрес? Ведь вы затрудняете работу почтальона!

Я устыдилась и запомнила.

Исаак Наумович Альтшуллер:

Когда Чехов был не в саду, когда не было посетите­лей, его всегда можно было застать в кабинете, и если не за письменным столом, то в глубоком крес­ле, сбоку от него. Он много времени проводил за чтением. Он получал и просматривал громадные количества газет, столичных и провинциальных. По прочтении часть газет он рассылал разным ли­цам, строго индивидуализируя. Ярославскую газе­ту — очень им уважаемом)' священник)', северному уроженцу; а «Гражданин» отправлялся нераскры­тым будущей ялтинской знаменитости, частному- приставу Гвоздевичу. Ему приходилось много вре­мени тратить на прочтение присылаемых ему ру­кописей. Кроме других толстых журналов, читал и «Исторический вестник», и «Вестник иностран­ной литературы», и орган религиозно-философско- го общества «Новый путь». Часто читал и класси­ков. следил внимательно за вновь появляющейся беллетристикой.

Александр Иванович Куприн:

Читал он удивительно много и всегда все помнил, и никого ни с кем не смешивал. Если авторы спра­шивали его мнения, он всегда хвалил, и хвалил не для того, чтобы отвязаться, а потому, что знал, гак жестоко подрезает слабые крылья резкая, хотя бы и справедливая критика и какую бодрость и надеж­ду вливает иногда незначительная похвала. «Читал ваш рассказ. Чудесно написано», — говорил он в та­ких случаях грубоватым и задушевным голосом. Впрочем, при некотором доверии и более близком знакомстве, и в особенности по убедительной прось­бе автора, он высказывался, хотя и с осторожны­ми оговорками, но определеннее, пространнее и прямее.

Но он мог часами просиживать в кресле, без газет и без книг, заложив нога на ногу, закинув назад голо­ву, часто с закрытыми глазами. И кто знает, каким думам он предавался в уединенной тишине своего кабинета, никем и ничем не отвлекаемый. Я уверен, что не всегда и не только о литературе и о житей­ском.

Антон Павлович Чехов. Из письма Л. С. Мизииовой. Ялта, 2у марта 1894 г.:

Я того мнения, что истинное счастье невозможно без праздности. Мой идеал: быть праздным и любить полную девушку. Для меня высшее наслаждение — хо­дить или сидеть и ничего не делать; любимое мое за­нятие — собирать то. что не нужно (лист ки, солому и проч.), и делать бесполезное.

Антон Павлович Чехов. Из письма Л. С. Суворину. Москва,*} апреля г 897 z:

Я презираю лень, как презираю слабость и вя­лость душевных движений. Говорил я Вам не о ле­ни, а о праздности, говорил притом, что празд­ность есть не идеал, а лишь одно из необходимых условий личного счастья.

Владимир Иванович Немирович-Данченко:

Во всяком случае, у него было много свободного времени, которое он проводил как-то впустую, скучал.

Шутки, розыгрыши, импровизации

Петр Алексеевич Сергеенко:

Юмор был душою Чехова.

Алексей Алексеевич Долженко (1864-1942), двою­родный брат А. П. Чехова по материнской линии: Антон учился в четвертом или в пятом классе гим­назии. Каким-то образом ему удалось выпросить на время у гимназического служителя при кабинете наглядных пособий череп и две берцовых кости. Эти экспонаты он принес с собою домой, для того чтобы показать нам. Сестры Марии в это время не было дома. После всестороннего осмотра этих ин­тересных вещей кто-то из нас придумал испугать ими Машу. Желая достичь максимального эффек­та, кости с черепом мы положили к ней на кровать и накрыли одеялом. Чтобы получилось впечатле­ние лежащего человека, мы положили также баш­маки, палки и прочие вещи. Сестра не заставила се­бя долго ждать. Она вернулась домой в особенно хорошем настроении. Мы стали ее интриговать, говоря, что к ней приехала из Москвы ее подруга, а на вопрос, кто она и где находится, сказали, что она с дороги легла отдохнуть на ее постели. Маша быстро вошла в свою комнату, откинула одеяло и тотчас упала п обморок. Видя ее тяжелое состоя­ние, мы испугались не на шутку. Поднялись шум и суматоха. В комнату прибежала мать Чеховых, Ев­гения Яковлевна. Антон побежал за одеколоном, Иван стал мочить носовые платки в холодной воде. Пока мы возились с сестрой, выслушивая брань старших, мы совершенно забыли о черепе и кос­тях. В это время моя мать Федосия Яковлевна, буду­чи женщиной очень религиозной, усмотрела в иг­ре человеческими костями святотатство. Пользу­ясь общим замешательством, она унесла кости и похоронила их на дворе. Когда все кончилось, сес­тра Мария пришла в себя, старшие исчерпали весь свой словесный запас, Антон вспомнил о костях. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы выяснить, куда они девались, вырыть их из земли и отнести гимназическому служителю, который уже начал беспокоиться, как бы не вышло крупной не­приятности.

Михаил Павлович Чехов (1865-1936), младший брат Чехова, юрист, писатель, журналист, мемуарист, пер­вый биограф Чехова:

У Гавриила Парфентьевича (соседа Чеховых в Таган­роге. — Сост.) жила его племянница Саша, учивша­яся в местной женской гимназии. <...> Впоследст­вии, через пятнадцать лет, когда мы жили в Москве в доме Корнеева на Кудринской-Садовой, она при­езжала к нам уже взрослой, веселой, жизнерадост­ной девицей и пела украинские песни. Она остано­вилась у нас, прожила с нами около месяца, и мои братья, Антон и Иван Павловичи, заметно «приуда­ряли» за ней <...>. Ее дразнили, что на юге у нее остался вздыхатель, который очень скучает по ней. и Антон Павлович подшутил над ней следующим образом: на бывшей уже в употреблении телеграм­ме были стерты резинкой карандашные строки и вновь было написано следующее: «Ангел, душка, соскучился ужасно, приезжай скорее, жду ненагляд­ную. Твой любовник».