«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

Еремея Чеснокова, умершего ещё до нашего появления на свет Божий. Расположена она была в живописной местности у высокого берега реки. Когда подъезжаешь к ней с запада, со стороны Сугояка, то издалека виден обрывистый берег, а самой мельницы не видно: она скрыта за березняком. Когда же подъезжаешь с востока, с тракта на Челябинск, то далеко-далеко в перспективе виднеются поля, перелески и вдруг дорога подходит к обрыву, а внизу около него речка, и чуть видна мельница в окружении берёз и осин. Глухой шум падающей воды говорит о том, что тут мельница. Около мельницы виден пятистенный дом с балконом и хозяйственными постройками. На вершине обрывистого берега растёт вишня, а около на лугу всегда было много клубники. Спуск к мельнице был искусственный. Каждый год после таяния снега его нужно было подправлять: где прорывать, где засыпать и укреплять. Для производства этих работ Чесноковы устраивали помочь – клич на Теченском базаре, и желающих было всегда много, потому что угощали они по чистой совести и сам хозяин – старший брат из троих наследников любил погулять. Спуск нужно было содержать в порядке, потому что большинство клиентов для приезда на мельницу должны были пользоваться им. Мельница была на славе. У нас с этой мельницей были особые хозяйственные связи: с ближнего поля мы приводили сюда лошадей на водопой. Для этого приходилось ездить верхом примерно с полверсты. Дорожка шла по открытой местности по межам. На этой дорожке однажды один теченский или черепановский мальчик. Он гнал лошадей махом и упал на голову; у нас по этому поводу говорили так: «сон сломал лён». Территория мельницы с запада была обгорожена пряслом, так что приходилось слезать с лошади, открывать и закрывать ворота, быстро прыгать на лошадь для подъезда к реке, а ноги приходилось поднимать к шее лошади, потому что при приближении к воде нас встречала целая стая дворняжек – рыжих, пёстрых и чёрных – готовых схватить за ноги, пока их кто-либо не окликнет, не отзовёт. Мельница стояла в глухом месте и, хотя на ней обычно были подводы ожидающих помола, но хозяин держал жов, благо кормить их ничего не стоило: на стенах мельницы было всегда много «буса», из которого можно было выпекать для жов хлеб. Мельница в нашем воображении рисовалась нам таинственным жилищем и водяных, и русалок, как об этом рассказывал один из мальчиков из «Бежина луга» И. С. Тургенева. И в самом деле: где в деревне, кроме мельницы, можно было увидеть такую технику, нигде, а раз мельница представляет из себя что-то таинственное, загадочное, то естественно около неё и сплетались разные легенды. Проезжая с дальнего поля вечером, мы любовались издали обрывистым высоким берегом и фантазия рисовала разные картины на нём: то витязя верхом на коне, то человека, который вот-вот спрыгнет с горы и полетит к нам. Рождались иногда странные желания: посадить бы на вершину обрыва человека с гармошкой, сидел бы он, спустив ноги по линии обрыва, и играл так, чтобы всё видимое ему пространству с полями, колками наполнилось звуками, хвалой этому тихому вечеру и всё бы запела:

Слети к нам, тихий вечер,

На мирные поля.

Тебе поём мы песню,

Вечерняя заря.

Как тихо всюду стало

Как воздух охладел,

И в ближней роще звонко

Уж соловей пропел.

Слети же к нам, тихий вечер,

На мирные поля,

Тебе поём мы песню,

Вечерняя заря.

Чего-чего только не подскажет пылкая детская и юношеская фантазия, согретая любовью к своей родине и к своим родным местам.

После смерти Еремея, осталось три сына: Пётр, Константин и Александр. Константин и Александр учились ещё в Теченской школе: старший – в третьем классе, младший – в первом. Жили они на квартире вблизи школы. Пётр хозяйничал на мельнице. Часто его можно было видеть на Теченском базаре верхом на лошади, когда ему нужны были или плотники, или землекопы. И звали его все Петром Еремеевичем.

В отличие от других мельников, например, от черепановских Мизгирёвых – кержаков, которые вели замкнутый образ жизни, Чесноковы были общительными людьми: сами ездили по гостям и принимали у себя гостей. Семья стремилась к культурному устройству своего быта. Пётр Еремеевич совершил большой шаг в развитии техники мукомольного производства, поставив у себя турбину взамен мельничного колеса. Это было большим событием в наших краях – целой революцией и свидетельствовало о высоком культурном уровне хозяина мельницы и его смелости. Однако ему не пришлось долго пользоваться своим нововведением, так как произошла Октябрьская революция. Ввиду предстоящей национализации его предприятия, он покончил с собой самоубийством, завещав поставить турбину памятником на его могиле, что, как говорили теченские жители, и было выполнено. В этом факте вкралась его полная несознательность и политическое уродство.

Его братья – Константин и Александр после О[ктябрьской] р[еволюции] работали в хозяйственных организациях района, а дочь его Мария Петровна, закончив среднюю школу и получив среднее педагогическое образование, работала учительницей в Теченской семилетке, преобразованной потом в десятилетку.

Мне удалось трижды побывать на высоком берегу реки Течи, у которого когда-то стояла Еремеевская мельница. При первых двух посещениях я издали видел остов мельницы, и вспоминалось из «Русалки»: «Вот мельница: она уже развалилась. Знакомый шум колёс её умолкнул. Ах, видно, умер и старик».

В 1960 г. мельницы уже не было. Передо мной открылась знакомая даль полей и лесов, но многое было уже в ней иначе, чем в наши детские годы. Не было загородки около мельницы, не видно было межи, по которой мы водили лошадей к мельнице на водопой. Не было, очевидно, и дороги, по которой мы ездили на дальнее поле. Был сплошной массив поля, не разделённого межами. Берёзки и сосны в колках, очевидно, выросли и стали более пышными. Но главное, что бросилось в глаза, то это то, что в полях не было ни людей, ни лошадей, как это прежде в это время было здесь, когда производилась уборка пшеницы. Раньше здесь всюду виднелись фигуры жнецов, вблизи паслись лошади, на которых они приезжали и уезжали домой. Теперь было мертво. Вот-вот придёт сюда комбайн и мигом уберёт урожай, а потом с такой же быстротой пройдут тракторы, сеялки, культиваторы и прочие машины, и поле опять будет мёртвым. Машины впитали в себя силы людей, лошадей и сделали излишним присутствие и тех, и других в большом количестве: они омертвили пейзаж. Спуск к реке уже весь превратился в запущенный ров, поросший травой и различными цветами. На горе сохранился вишняк, а около него и в нём ягоды