Искусство как выбор. История моей жизни - Зельфира Исмаиловна Трегулова

Куприна познакомила меня с очень приятным, еще весьма молодым бизнесменом и коллекционером – Владимиром Анатольевичем Семенихиным. В его коллекции к тому времени уже находились важнейшие работы мастеров «Бубнового валета» и интереснейшие произведения современных художников, в том числе и те, что оказывались в фокусе внимания на главных выставках того времени в Москве и Петербурге. Это было время формирования лучших собраний актуального искусства, очень активно развивавшегося в те годы, и все действительно заслуживающее интерес с выставок немедленно приобреталось российскими и зарубежными коллекционерами. Государственные музеи не имели тогда никаких возможностей пополнять свои фонды в конкуренции с частными собирателями. Ко мне Семенихин обратился в связи с идеей сделать в Монако (он значительную часть года проводил там) яркую и заметную выставку «Бубнового валета». Елена Куприна, активно помогавшая формировать его коллекцию работ современных художников, порекомендовала меня в качестве возможного куратора такой экспозиции.

Прекрасно помню свою первую поездку в Монако по приглашению Владимира Анатольевича. До этого я в Монако не бывала, и вообще – никогда не была на Лазурном Берегу. Мы посмотрели с ним разные площадки в Монте-Карло, съездили в Сан-Поль-де-Ванс для знакомства с Фондом Маэг[58], а после посещения этого чудесного городка, где похоронен Марк Шагал, я попросила свозить меня в капеллу Четок, оформленную великим Анри Матиссом, где Владимир Анатольевич, оказалось, и сам раньше не был. Это было абсолютно незабываемое впечатление, хотя вначале мы просто проехали мимо, не узнав небольшое и внешне неприметное здание капеллы. Однако то, что мы увидели внутри, при закатном солнце, было настоящим чудом. Конечно же, я знала множество фотографий интерьеров этой удивительной, внешне совсем не примечательной постройки, но реальность превзошла все, к чему я готовилась. Невероятная простота и минимализм изобразительных решений, синие, зеленые и желтые стекла витражей, сквозь которые проникали солнечные лучи, многоцветные церковные облачения, выполненные по эскизам Матисса, – все это создавало ощущение соприкосновения с божественным, которое здесь рядом и близко – только протяни руку.

На следующий день мы поехали в Ниццу, в музей Матисса, где представлены его живопись, декупажи и монументальные эскизы к капелле Четок. Тогда же мы посетили и музей Шагала с впечатляющими полотнами на библейские сюжеты, заставивший меня увлечься искусством этого художника, созданным уже после его отъезда из России. Было очень приятно общаться с Владимиром Анатольевичем, с его женой Екатериной Алексеевной, правнучкой Алексея Николаевича Косыгина, с их сыном, хотя ему было тогда всего три-четыре года, – чувствовалось, что это крепкая семья единомышленников.

Правительство Монако – а меня очень впечатлило это уникальное государство, этот город на горе – предложило нам очень симпатичный выставочный зал на набережной Антуана I, и я начала формировать состав выставки. Хотелось сделать яркий, оригинальный проект – ведь совсем рядом Ницца с музеями Шагала и Матисса, многие из импрессионистов работали недалеко, в Бордигере, рукой подать и до Прованса, где жил Сезанн, чье творчество было главным ориентиром для «бубнововалетцев», которых также называли «московскими сезаннистами». Этот проект действительно стал вызовом – предстояло увлечь весьма снобистскую публику – ту, которая жила в Монако, ориентируясь в своих вкусах на ассортимент дорогих антикварных галерей, и тех, кто приезжает туда и на Лазурный Берег только на отдых. Надо было показать искусство «бубнововалетцев» не как грубый и варварский извод живописной изощренности и системности Сезанна, а как важнейший шаг на пути создания художественного языка ХХ века, тяготеющего к максимальной обобщенности и брутальности, заряженного энергией, по-площадному яркого и броского.

Все это прекрасно удалось – спасибо большому количеству региональных музеев, давших на эту выставку лучшие работы художников «Бубнового валета», спасибо Третьяковской галерее, частным владельцам, но главное, наверное, Русскому музею, предоставившему для экспонирования в Монте-Карло знаменитый двойной автопортрет Кончаловского и Машкова – то самое огромное полотно, которое было подарено музею знаменитым коллекционером Соломоном Абрамовичем Шустером, тот самый автопортрет, который через семнадцать лет станет гвоздем выставки в Париже, в Фонде Луи Виттон, посвященной собранию Морозовых и сопоставлению русского и французского искусства, автопортрет, который своей «варварской» силой и выразительностью почти «убьет» в 2021-м висящий рядом изысканнейший шедевр Пабло Пикассо «Девочка на шаре». В 2004 году в Монако все было достаточно мирно, монументальный холст двух главных «бубнововалетцев» царил среди других полотен русских художников, никоим образом не вступая в конфликт с представленными в тех же залах единичными работами фовистов и полотном Сезанна из французского собрания. Но присутствие этой картины сразу же обозначало мощный водораздел, после которого нет дороги назад, она стала доминантой, свидетельствовавшей на выставке в Монако о невероятной силе и потенциале русского искусства и о готовности этих художников «сбросить с пьедестала» всех прежних кумиров. При всей присущей искусству «бубнововалетцев» примитивной силе и мощи выставка была восхитительно красива, демонстрируя огромные возможности их живописи. В качестве дизайнера я посоветовала Владимиру Семенихину пригласить художницу Алену Кирцову, которую очень ценила и об экспериментах которой на выставке Врубеля в Дюссельдорфе была наслышана. Алена предложила восхитительное решение – с точки зрения основного цвета и с точки зрения настоящей «хореографии» архитектурных элементов выставки, отсылавших к гербу княжества Монако. Тот волшебный малиново-красный цвет, который она долго искала, занимаясь колеровкой для покраски стен, был совершенен и прекрасен, на нем потрясающе смотрелась активная, яркая живопись «бубнововалетцев». С большим удовольствием мы с ней развешивали картины, и достаточно быстро сложили всю экспозицию, нам не давался только один угол – мы бились над ним, перетасовывая картины, и в этот момент в зал вошел Владимир Анатольевич. Ему очень понравилась вся экспозиция, а когда мы посетовали, что никак не можем справиться с этим заколдованным углом, он оглянулся вокруг, предложил нам поменять местоположение нескольких работ, и угол идеально сложился.

Смонтировав экспозицию, я должна была уехать, не дожидаясь вернисажа, – в Музеях Кремля открывалась выставка коллекции Фаберже, приобретенная Виктором Вексельбергом, и надо было вернуться на монтаж экспозиции и открытие в Москве. Было безумно жалко уезжать, уже по первой реакции приехавших на открытие представителей музеев-участников было ясно, что проект сложился, но выбора у меня не было, я улетела ночным рейсом через Франкфурт, чтобы утром появиться на работе в Москве. Хорошо, что моя дочка Женя осталась на открытие и регулярно докладывала, как все происходило.

Я знала, что экспозиция настолько понравилась Татьяне Городковой, главному хранителю Третьяковской галереи, приехавшей в Монако, что она сразу же предложила сделать эту выставку и в Москве. Заместителем директора Третьяковки была в тот момент Ирина Лебедева, с которой мы за десять лет до этого работали над «Великой утопией», и она поддержала предложение Татьяны Семеновны, положившись на ее профессиональное мнение и чутье. В силу того что выставка не стояла в плане и основной выставочный зал на Крымском был занят, было решено разместить