Величайший из изменников. Жизнь сэра Роджера Мортимера, первого графа Марча, правителя Англии в 1327-1330 - Ян Мортимер

более пятисот марок (триста тридцать три фунта стерлингов) ежегодного дохода, вдобавок к обычному жалованию за управление Уэльсом. В июне — также более пятисот марок в обмен на продолжение службы королю вместе с титулом и имением в Уэстхолле и городком Фойлбрук. Тогда же сын Роджера, Джеффри, приобрел имение Майсерден, еще одну бывшую собственность графа Кента. Несколькими днями позже Мортимер распространил контроль на опекунство над Пембруком, продолжавшее находиться в поле его ведения. Список неустанно пополнялся… В августе правитель получил в собственность крепость Клиффорд, имение Глазбери, опеку над имением Горменстаун и пожалование всех благ и всего движимого имущества графов Арундел и Хью Деспенсера в Уэльской Марке, отошедших короне. Последний дар в особенности может стать примером того, что Роджер рассматривал графство Марч в самом широком из существующих смыслов, требуя власти над значительным пространством и присваивая себе сказочное богатство рода Деспенсеров, предположительно отданное правительству, а не лично Мортимеру.

От охватившей Роджера алчности никто не мог чувствовать себя в безопасности, даже его родственники. Юридически обоснованное убийство супруга кузины (графа Кента) и заточение ее, как графини Кент, на тридцать восьмой неделе беременности уже упоминались. Подобным же образом Мортимер заявил, что Джон Мортимер, внук и наследник лорда Мортимера из Чирка, — незаконнорожденный, поэтому не вправе принять титул лорда Чирка. Роджер забрал его себе, тем самым лишив наследства и второго кузена. Следующим, оставшимся без наследства кузеном, стал Томас Уэйк. Правитель не позволял ничему, даже узам родства, встать у себя на пути.

Были и те, кто воспользовался развернутой Роджером Мортимером тиранией. Земли графа Кента достались не только сэру Джеффри, их распределили между такими людьми, как Хью де Турпингтон, Джон Малтраверс, Джон Виард, Томас де Беркли, сэр Саймон Берефорд, Эдвард де Богун, сэр Бартоломью де Бургхерш, граф Суррей и Оливер Ингхэм. Большинство из них пообещали нести в благодарность военную службу, официально — монарху, но в действительности — Роджеру. Оказались выпущены указы, покровительствующие любимым правителем торговцам. Остальные благоденствовали на основе даров, совершенных по ходатайству Мортимера прежде, причем, значительная часть его сторонников получила назначения на ключевые должности. Малтраверс снова стал управляющим королевским хозяйством, уступив потом эту службу сэру Хью де Турпингтону. Но если в старые времена Роджер осуществлял такие назначения из чувства покровительства, то теперь им руководила необходимость в самоообороне.

Эдвард терпел Мортимера на протяжение вот уже почти пяти лет, отмеченных со стороны суверена заметным разочарованием. Мужчины не являлись противниками все эти годы: как и Роджер, Эдвард наслаждался участием в турнирах и соколиной охотой, вообще восторженно относясь к комплексу рыцарского мира. Тем не менее, к 1330 году их товарищество износилось донельзя, и король успел составить целый развернутый перечень обид на правителя, как то — поражение в Шотландии и тайная опека над его отцом. Казнь в марте Кента превратила Эдварда с Мортимером в откровенных врагов. Суверен мог понимать, — преобладанию воли Роджера в правительстве следует положить конец, но ему не удавалось отыскать для этого подходящий способ. У графа имелось чересчур много влияния на монарха. От его имени требовалось действовать кому-то иному. Но у Мортимера при дворе кормилось море шпионов. Одним из редких людей, кому Эдвард мог доверять, являлся сэр Уильям де Монтегю. Соответственно, летом 1330 года Монтегю принялся деликатно и осторожно готовить группу сторонников, которые бы помогли королю сбросить навязанное Роджером и Изабеллой ярмо.

Предпринимать что-либо против правителя было крайне опасно. В начале июня Ричард Фитцалан, лишенный наследства граф Арундел, замыслил интригу с целью покончить с режимом Мортимера, подняв людей в Шропшире и в Стаффордшире. Его тут же разоблачили и немедленно задержали. Заговор обширнее и продуманнее был подготовлен на континенте группой изгнанников, когда-то принадлежащих к английскому двору. В данный момент они обладали достаточной численностью и финансовой поддержкой, чтобы, следуя примеру Роджера, предпринять вторжение. Сконцентрированный в Уэльсе отряд приготовился нанести удар по располагающимся поблизости имениям Мортимера, а изгнанники со своими силами планировали напасть на английское побережье, спровоцировав войну на два фронта. Но правитель находился настороже относительно подобных планов. В июле все графства и городки получили повеление собрать для защиты государства войска, проверку которых взяли на себя лично Роджер с сыном Эдмундом. От лондонцев потребовали присягнуть Эдварду на верность. Как и взбудораженная Англия, под надзором верховного судейства Мортимера, от вероятных мятежников освободился и Уэльс, двор же занял оборонительное положение в Глостере, в пределах досягаемости владений Роджера, что вместе вынудило изгнанников приостановить начавшие воплощаться надежды.

Нелюбовь к правителю охватила широчайшие просторы страны. Несколько современных летописей ссылаются на присущую ему гордыню и высказывают подозрения Мортимера в старании присвоить корону. Безымянная хроника утверждает, что Роджер «незаконно пользовался властью монарха и огромной казной, а еще думал, как бы низвергнуть суверена». Французская летопись Лондона рассказывает, что внушительное число уэльских и английских солдат, следующих за правителем, устраивали где бы не появились невообразимые разрушения, и не встретить было ни одной женщины, замужней или еще нет, с которой бы они «не позабавились» на проходимых ими землях Англии. Хотя оба каноника Собора Святого Павла, фиксировавшие события в 1320-х и 1330-х годах, отстраненно и беспристрастно описывали графа Марча, в защиту его они ничего не оставили. Автор длинной версии летописи Брут особенно не любил Роджера, говоря, что тот был «настолько горделив и даже высокомерен, что никого из лордов королевства не держал себе равными». Летописец также утверждал, — правитель отличался такой степенью жадности, что позволял своим служащим есть за одним столом со служащими королю, и сам дерзал питаться, пользуясь тем же блюдом, что и суверен, равно разделяя с ним экипаж.

В июле двор направился из Глостера на север. Роджер знал, — заговоры против него плелись повсеместно, и он стремился с корнем вырвать заговорщиков из родной почвы. Однако главными лицами протестующего против Мортимера движения теперь стали люди чрезвычайно осторожные. К моменту достижения двором Нортхэмптона в конце июля Монтегю уже исследовал обстановку и нанял на службу нескольких достойных доверия сторонников. Он находился в полной готовности, чтобы проинформировать Эдварда о наличии группы способных действовать сподвижников. Как бы то ни было, представляется, что король продолжал остерегаться смещения Роджера. Одна из летописей даже утверждает, — Монтегю пришлось уговаривать Эдварда согласиться с разработанной акцией, сказав ему, — «лучше уж съесть собаку, чем оказаться собакой съеденным». Тот придерживался такого же мнения, признал правоту друга, но настоял на действиях в исключительно назначенный час.

Агенты Роджера трудились, не жалея сил. К минуте, когда двор прибыл в крепость Ноттингем, разместившуюся на возвышенности над городком,