Письма. Том второй - Томас Клейтон Вулф

я уже некоторое время ощущаю этот дикий, растущий импульс, но у меня нет ни денег, чтобы его удовлетворить, ни желаемой и привлекательной цели, на которую я мог бы его направить. Оуэн, я очень рад твоей свадьбе и всему остальному успеху, который, похоже, пришел вместе с ней, и хочу пожелать вам столько счастья и удачи, сколько может быть у двух людей. Ты также говоришь, что голливудские султаны дают тебе по 200 долларов каждую среду. Первое, что мне нужно, – отдышаться. Такая цифра просто ужасает. Однако я знаю, что ты стоишь этого и в десять раз больше, если некоторым другим их приспешникам платят те зарплаты, которые они, как говорят, получают. Я надеюсь на Бога, что у тебя все получится, и еще, Оуэн, хотя я самый худший человек на земле, чтобы призывать тебя к умеренности во всем, а особенно в той щедрости, которая сквозит в тебя, я надеюсь, что тебе удастся немного отложить денег, потому что предстоящая зима выглядит очень холодной и мрачной для моего желтушного глаза, несмотря на все обнадеживающие пророчества и предсказания Рузвельта и Гувера.

Насчет твоих теплых заверений, что я смогу заработать гораздо больше тебя, если приеду, и за несколько недель пополню свой скудный банковский счёт, я не уверен. Я знаю, что ты компетентен и достаточно хороший мастер, чтобы заработать каждый пенни, который они тебе заплатят, но боюсь, что я буду для них совершенно бесполезен. Я благодарен тебе за доверие, но ты даже не представляешь, насколько я глуп. Я мечусь, потею кровью и ужасно борюсь, пытаясь выполнить свою работу, и под своей работой я подразумеваю ту, которую, возможно, смогу выполнить. Во мне кипят пышные, сенсационные и вульгарные идеи, истории и видения, которые, возможно, пригодятся в движущейся картине, но потом они мне ни к чему, пока я не вплету их каким-то образом в цвет и видение своей собственной жизни, и даже тогда мне часто приходится их убирать. Я пытаюсь сказать тебе, что, похоже, я могу писать только о тех вещах, которые я видел, знал или воображал и которые, таким образом, стали частью моей собственной жизни. Клянусь тебе, если бы я думал, что смогу выполнять такую работу, как ты предлагаешь, и зарабатывать хотя бы часть этих баснословных денег, о которых ты упоминаешь, я бы полетел туда как пуля, но у меня нет ни малейшей уверенности в том, что я смогу это сделать. Думаю, через неделю мне бы указали на дверь.

Я нахожусь в безумном положении в том, что касается кино и всего остального, на чем я мог бы заработать деньги. В течение двух-трех лет я время от времени получал личные или письменные запросы и письма от таких высокооплачиваемых изданий, как «Космополитен» и «Кольерс», и вот недавно, по какой причине, не могу сказать, я получил целый всплеск популярности у киношников. Оуэн, у меня пересохло во рту и язык вывалился изо рта в жадном желании что-то с этим сделать, но я ничего не могу поделать. Если бы я мог написать рассказ для «Космополитен» или «Ивнинг Пост», я бы уже давно сделал это с триумфальным воплем, и если бы я мог написать что-нибудь полезное для кино, я бы обогнал свою тень, торопясь сделать это. В последнее время я получал от них письма с вопросами о моей новой книге, о том, когда она будет готова и не мог бы я как можно скорее прислать им гранки, обычно я не отвечал, не из вежливости, а просто чтобы избежать бесполезных осложнений и неприятностей. Если какая-нибудь кинокомпания захочет купить права на мою новую книгу, когда она будет завершена и прочитана, я буду самым счастливым человеком на свете. Но я не вижу, как это может произойти; я не вижу никаких шансов, что они смогут использовать ее, и единственная мудрость, которой я обладаю в отношении всего этого, заключается в инстинктивном чувстве, что, в конечном счете, я добьюсь большего, если буду спотыкаться и потеть на своем пути и пытаться делать работу, которую могу, а не работу, к которой у меня нет никаких способностей. Но если кто-то из них, хоть в малой степени интересуется возможностями маленького Томми, ради Бога, не отдавай меня им! Потому что однажды может случиться чудо, когда что-то из того, что я написал, окажется для них полезным…

Оуэн, твое приглашение приехать и погостить – самая заманчивая перспектива из всех, что у меня были за долгое время, а твое щедрое предложение купить мне железнодорожный билет, прекрасное, как ничто другое. Если бы твое письмо пришло во время последней жары в День труда, я бы, пожалуй, сел в поезд и поехал. Но сейчас здесь прохладно, свежо и приятно, моя небольшая поездка в Канаду привела меня в чувство, и я решил, что для меня будет лучше всего остаться здесь и закончить то, что я пытаюсь написать или умереть. Я нахожусь точно в положении Макбета, когда он сказал словами, более прекрасными, чем я могу вспомнить, что его душа настолько погрязла в крови, что легче идти до конца, чем пытаться вернуться туда, откуда он начал. У меня есть немного денег, совсем немного, которые достались мне в результате раздела премии «Скрибнерс». Это был замечательный выигрыш, и для меня это было все равно что найти золото на улице… Теперь, благодаря этому счастливому случаю, я смогу продержаться здесь еще немного. А потом, если я останусь без гроша в кармане, если не произойдет какого-нибудь чуда, я, возможно, уеду и присоединюсь к тебе, если, конечно, ты еще будешь меня ждать и считать, что у меня есть хоть какие-то перспективы найти себе занятие.

Жаль, что тебя не было со мной в той небольшой поездке в Монреаль. Монреаль не так уж велик, но пиво, эль, бурбон и шотландский виски так же великолепны, как и всегда, а вчерашняя поездка на поезде была одним из самых красивых и великолепных путешествий, которые я когда-либо совершал. Я спустился по реке Гудзон как раз на закате, это был первый приятный осенний день, и я сомневаюсь, что даже в Калифорнии есть что-то, что может превзойти богатство, тайну и красоту этого пейзажа на закате в такой день…

Это все на сегодня, Оуэн, письмо уже слишком затянулось. Я безмерно благодарен тебе за слова и за твое щедрое предложение, и если я не могу принять его сейчас, то хочу думать, что у меня есть