Супчик от всех бед - Рената Вельш

class="p1">— А теперь, Мелани, будь добра, ложись спать! Вся эта вечная болтовня отнимает слишком много сил.

Мама закрыла глаза. Уголки рта у нее подрагивали.

Бабушка с Марселем пошли на кухню и стали тихо разговаривать.

Если убрать с письменного стола несколько стопок книг, там найдется достаточно места, чтобы делать уроки. Конечно, Юлия с гораздо бо́льшим удовольствием послушала бы, о чем говорят бабушка с Марселем. Но она была практически уверена, что слушать там нечего — по крайней мере, пока она будет рядом, речь ни о чем важном точно не зайдет. Так что с тем же успехом можно сразу отправляться к себе в комнату.

Целую неделю бабушка приходила каждый день. Готовила то она, то Марсель, а потом они долго обсуждали рецепты. Бабушка перестала каждый раз, поднимая крышку и заглядывая в кастрюлю, морщить нос и спрашивать:

— Это что такое?

Марсель перестал после каждого приема пищи высчитывать в голове, сколько калорий они сейчас съели. У мамы больше не выступали капельки пота над верхней губой, стоило сделать пару шагов. Походка у нее была уже не такая неуверенная, и больше не приходилось всё время за что-нибудь держаться. Даже бабушка была готова признать, что мама на финишной прямой к выздоровлению.

— Только не перенапрягаться, — настойчиво повторяла она. — Это опасно. Так и твой врач говорил, а он совсем не глуп.

Когда мама вернулась от врача и сообщила, что, по его мнению, она уже может выходить на работу, бабушка сокрушенно покачала головой:

— Охохохонюшки, стареет он, стареет!

— Ему максимум пятьдесят! — возразил Марсель.

Бабушка вскинулась:

— Некоторые рано начинают творить глупости. Посмотри хоть на себя!

Марсель тронул ее руку.

— Тебе волноваться об этом точно не стоит.

С каких это пор он с бабушкой на «ты»? Впрочем, ее такое обращение ни капли не возмутило. Она, конечно, хлопнула его по руке, но сказала только:

— Тут ты прав, конечно.

Мама, глядя на них, чуть не подавилась и долго не могла справиться с приступом кашля.

«Вообще-то, — подумала Юлия, — мамина болезнь стала самым счастливым периодом за долгое время».

* * *

Всю первую половину дня Лейла, если Юлия с ней заговаривала, отвечала односложно, ни разу не засмеялась, ни разу ее губы не тронула улыбка. На перемене она исчезла, а вернулась уже после звонка — с красными глазами.

— Что с тобой? — спросила Юлия.

Лейла только покачала головой.

В гардеробе она так резко сдернула свою куртку с крючка, что петелька оторвалась. И убежала, не попрощавшись и ничего не объяснив.

— Ну и пожалуйста! — крикнула ей вслед Юлия. Она обиделась и разозлилась.

Когда она вернулась домой, там никого не оказалось. Ни мамы, ни Марселя. Ни бабушки. Ни даже записки на кухонном столе.

Юлия включила телевизор, стала щелкать с канала на канал. Везде семьи, лучащиеся счастьем от того, что хлопья такие хрустящие, пол в кухне такой кристально чистый, а полотенца такие мягкие и без пятен. Пульт выпал у Юлии из руки, крышка отвалилась, и батарейки с шумом покатились по полу. Нагибаясь, чтобы их поднять, Юлия стукнулась головой об угол журнального столика. А вставляя батарейки на место, заметила, что от крышки откололся кусочек.

— Вот дерьмо!

Так говорить, конечно, нельзя. Но что еще скажешь по поводу такого гадкого дня?

Послышался скрежет ключа в замке. Вошла мама — судя по лицу, такая же рассерженная и недовольная, как Юлия.

— Где Марсель?

— Марсель, Марсель! — Мама швырнула куртку на диван. — Я отослала его восвояси — нянька мне не нужна! — Она ходила кругами по комнате, то и дело ударяя правым кулаком в левую ладонь. А потом вдруг остановилась как вкопанная и схватилась за голову. — Извини, пожалуйста, — прошептала она.

— Да всё хорошо…

— Что ж тут хорошего? — спросила мама и посмотрела на Юлию так, будто действительно ждала ответа. Юлии, как ни старалась она что-нибудь придумать, в голову не пришло ничего лучше универсального бабушкиного средства.

— Тебе чаю заварить?

Мама невесело рассмеялась, но всё-таки взяла себя в руки. Пошла вместе с Юлией на кухню, поставила на огонь ковшик и, когда вода закипела, бросила туда лапшу и бульонный кубик. Она уставилась на это варево, как будто не понимая, что это, и произнесла:

— Прости, что-то я странная сегодня.

Видимо, тут Юлия должна была бы возразить, но вместо этого она сказала:

— Лейла сегодня тоже была странная.

— Лейла? Ах, да. Лейла.

Она даже имени не запомнила. Хотя хотела, чтобы у Юлии была подруга.

За едой мама поставила локоть на стол, а голову подперла ладонью, а когда осознала это, подняла плечи к ушам. С ложки свесилась вермишелина, и мама всосала ее в рот. Звук получился отвратительный.

Позже мама рассказала, что случилось. Марсель убедил ее в последний день ее больничного сходить в центр занятости. Женщина, которая вела там прием, с первого взгляда показалась ей крайне несимпатичной. Уже при входе в кабинет эта дама ясно дала понять, что у нее есть дела поважнее, чем тратить время на общение с мамой. Плотно сжав губы, она просмотрела мамину биографию и последний школьный табель, кивнула, как будто ничего другого и не ожидала увидеть, один за другим изучила свои ногти и сказала:

— Значит так, сейчас вам следует записаться на подготовительные курсы, сдать экзамены за девятый класс, а потом пройти обучение на санитарку или сиделку. В этих областях люди всегда нужны.

Мама поежилась.

— Я ей сказала, что это не мое, что я для этого совершенно не подхожу… Ты же знаешь, как легко мне становится дурно. Даже когда в младенчестве тебя рвало, меня саму едва не выворачивало, когда я это убирала, а при одной мысли о том, что придется выносить утки… Но эта женщина снова стала рассматривать мой табель, прочла всё сверху донизу, строчка за строчкой, и при этом качала головой. Ей очень жаль, сказала она, но реальная ситуация такова, и чем быстрее я пойму, что других вариантов у меня нет, тем лучше. С этими словами она сунула мне анкету для записи на курсы, сказала «до свидания» и, прежде чем я успела произнести хоть слово, взяла телефонную трубку. Я на пороге еще раз обернулась — она уже успела набрать номер и свободной рукой махнула на дверь.

Мама говорила всё быстрее. Закончив рассказывать, она с надеждой посмотрела на Юлию.

— Ты что, ничего не скажешь?

— А что я должна сказать?

Мама встала, подошла к окну, вернулась обратно, покачала головой. Юлия бы с радостью ей помогла, если бы