Супчик от всех бед - Рената Вельш

Никогда еще Юлия за такое короткое время не видела столько бездомных. Перед супермаркетом на углу стоял старик и протягивал каждому проходящему мимо потрепанный журнал. На скамейке перед церковью сидел седовласый человек с двумя полиэтиленовыми пакетами справа и слева, которые он крепко обнимал. Перед библиотекой на скамейке лежал и спал молодой парень с измочаленными волосами пепельного цвета. На ступеньках под колонной Девы Марии пара грязных бродяг пили вино из двухлитровой бутыли. На тротуаре у магазина бытовой техники сидели три панка с собаками, разговаривали и смеялись. Когда мимо проходила женщина с детской коляской, работник с тележкой, груженной товарами, или обнимающаяся парочка, они поджимали ноги. Собаки только время от времени приподнимали головы с лап и даже не зарычали, когда маленький мальчик стал тянуть их за уши одну за другой. Перед широкими воротами на каменном шаре сидел мужчина в сером пальто, рядом с ним стояли трое других. Казалось, будто они стоят так уже давно, всем видом они походили на статуи — даже лица и волосы у них были серые. Юлия остановилась.

— Чего пялишься? — спросил вдруг один из них.

Другой наклонился вперед.

— Хочешь с нами сфотографироваться?

Она бросилась бежать и бежала, пока бешеный стук в груди не заставил согнуться. Где-то за спиной смеялись эти люди, Юлия будто слышала их голоса сквозь гул машин, хотя на самом деле была уже слишком далеко. Она сама не понимала, почему так испугалась. Наверное, сошла с ума. Кто ей только не говорил: «Ты явно тронулась». Но это раньше. А теперь она действительно сошла с ума. Сойти с ума лучше, чем быть слегка тронутой. Сумасшедшим, например, не надо делать домашние задания. «Извините, пожалуйста, я не могу делать уроки — я сошла с ума».

Едва свернув на свою улицу, Юлия увидела высунувшуюся из окна фрау Крониг. Девочке захотелось развернуться и убежать, но она тут же почувствовала, что ей срочно нужно в туалет. Да и фрау Крониг ее уже заметила и стала призывно махать руками.

— Ты чего так поздно? — крикнула из окна фрау Крониг. — Запеканка уже пересохла!

— Извините, мне очень надо…

Фрау Крониг широко распахнула входную дверь и кивнула на туалет.

— Можешь и здесь сходить, — сказала она.

— Ханси хор-р-роший, — донеслось из кухни.

На внутренней стороне туалетной двери висел плакат с дельфинами, летящими в ослепительно синем море над волнами с пенными гребнями. Как здорово так плавать — далеко-далеко и еще дальше!

— Смотри не засни там! — послышался снаружи громкий голос фрау Крониг.

На столе в кухне стояли две тарелки. «Она ждала меня, она правда ждала меня, хотя вчера я вообще не приходила и хотя ей уже в двенадцать хочется есть…»

Попугайчик трещал свое «Ханси хор-р-роший! Ханси кр-р-расавец!». Юлии на глаза навернулись слезы, она ничего не могла с ними поделать, попыталась вытереть рукавом, но это не помогло. Откуда столько воды?

Фрау Крониг поднялась с табуретки, встала за Юлией и прижала ее голову к своей груди.

— Ну, милая моя, ну что ты, не может всё быть так плохо, скоро всё исправится, не плачь, смотри, запеканку пересолишь.

— Ханси кр-р-р-расавец, кр-р-р-расавец, кр-р-р-расавец!

— Да, Ханси, ты мой любимый, хороший мой, — в голосе фрау Крониг явственно слышался надлом.

Ханси подлетел и сел на плечо Юлии. Его перья защекотали ей шею и щеку.

— Ханси кр-р-расавец, кр-р-расавец!

Он нахохлился так, что стал почти вдвое больше, чем обычно. Фрау Крониг положила ладони Юлии на щеки.

— Если не хочешь говорить, почему ты плачешь, то и не надо. Но тогда ешь запеканку, она не такая уж и плохая. Когда желудок полон, места для печали остается меньше, какой бы большой она ни была.

Юлия с удивлением обнаружила, что слезы иссякли так же внезапно, как нахлынули. Она высморкалась в бумажную салфетку и взяла в руку вилку.

Первые кусочки Юлия жевала бесконечно долго, и всё равно глотать было трудно. А потом она вдруг ощутила голод, и тарелка скоро опустела.

Фрау Крониг улыбалась.

После еды она больше ничего не стала спрашивать у Юлии, а принялась рассказывать о своем — что соседка позвала ее на курсы рисования.

— Сначала я сказала, что рисовать не умею, но она так долго меня уговаривала, что я и правда вчера сходила с ней, просто чтоб она от меня отстала. И представь себе — мне понравилось! Преподает там такая маленькая живенькая барышня, мне ровнехонько до плеча. Но на месте она не стоит ни секунды, так что заполняет всё пространство. А как она была одета! Ярко-зеленый, кричаще-красный, фиолетовый… Но на ней это всё прекрасно смотрелось.

Усталость навалилась Юлии на веки, придавила плечи. Было так приятно ни о чем не думать, ничего не говорить — просто кивать время от времени.

— Мы рисовали на огромных листах, и ты не поверишь, как после этого все мышцы болят… Потом все говорили о картинах. Я-то, конечно, зря рот открывать не стала, потому что ничего в таких вещах не понимаю. Но что они о моей картине сказали, мне прямо записать захотелось. Я даже чуть не поверила, что из меня могла бы получиться отличная художница. И знаешь, что бы я тогда сделала? Я бы нарисовала портрет своих родителей, такой красивый свадебный портрет. Потому что фотографий-то их не осталось, они все утонули, когда мы бежали.

Юлия поблагодарила за обед, но имела в виду нечто другое, для чего слов у нее пока не было. Фрау Крониг сказала:

— Можешь еще посуду вытереть, а потом беги — уроки делать.

Мама пришла домой в хорошем настроении. Когда после новостей стали объявлять выигрышные номера в лотерее, она захлопала в ладоши.

— Как я хорошо сегодня сэкономила! Мы бы ничего не выиграли с теми номерами, на которые я бы поставила, если б играла. Так что мы, можно сказать, этот раунд выиграли, понимаешь?

— По-моему, это опять что-то из твоих особо изощренных подсчетов, — пожала плечами Юлия. — Сейчас ты еще скажешь, что на выигранные деньги можно купить мороженое.

Мама засмеялась и ответила, что действительно об этом думала, но сначала лучше бы позвонить Марселю.

— Я и понятия не имела, сколько всего бесплатного есть в этом городе. Да и, честно говоря, наверное, не решилась бы никуда идти одна, — она хихикнула. — Вот странно — для людей, у которых много денег, есть много всякого бесплатного. А те, кому это нужно, ничего и не знают. Ну, то есть туда любой может пойти. Но