Сказки французских писателей - Сидони-Габриель Колетт

скажу, что, до того как ослепнуть, я состояла на службе у одного слепого. Еще вчера поводок, который вы видите у меня на шее, был для него путеводной нитью, когда мы шли с ним по дороге, и теперь только я понимаю, как была ему нужна. Я водила его по самым лучшим дорогам, там, где цветут самые красивые цветы боярышника. Когда мы проходили мимо какой-нибудь фермы, я говорила ему: «Вон ферма». Фермеры давали ему кусок хлеба, а мне бросали кость, а иногда мы укладывались вместе с ним на ночлег где-нибудь в углу сарая. Часто у нас бывали неприятные встречи, и тогда я защищала его. Вы же знаете, как это бывает: хорошо откормленные собаки, как, впрочем, и люди, не очень жалуют тех, у кого несчастный вид. Но я, я злобно скалилась, и они давали нам пройти. Я ведь могу быть не очень приветливой, когда захочу, сейчас я покажу вам, вот, смотрите…

Она зарычала, оскалив клыки и сердито поводя глазами. Девочки испугались.

— Хватит, не надо больше так, — сказала Маринетта.

— Это я только, чтобы вам показать, — сказала собака. — В общем, вы видите, я оказывала хозяину маленькие услуги. Кроме того, ему нравилось беседовать со мной. Конечно, я всего лишь собака, это понятно, но за разговором коротаешь время…

— Вы говорите не хуже человека.

— Вы очень любезны, — сказала собака. — Боже мой, как вкусно пахнет ваша корзина!.. Да, так о чем я говорила?… Ах, ну да! Мой хозяин! Я старалась облегчить ему жизнь, но он всегда был недоволен. Он ни за что ни про что мог надавать мне пинков. Так что можете себе представить, как я была удивлена, когда позавчера он стал меня гладить и дружески разговаривать со мной. Знаете, я была так взволнована. Больше всего на свете я люблю, когда меня гладят, я чувствую себя такой счастливой. Погладьте меня, увидите сами…

Собака вытянула шею, подставляя голову девочкам, и они погладили лохматую шерсть. И в самом деле, она радостно завиляла хвостом и тихо повизгивала: «y-y, y-y, у-у!»

— Вы так внимательно слушали меня, — снова заговорила она, — но я закончу свою историю. Наласкав меня вдоволь, хозяин вдруг сказал мне: «Ты бы хотела взять на себя мою слепоту, стать слепой вместо меня?» Такого я не ожидала! Ослепнуть вместо него — тут заколебался бы самый близкий друг. Можете думать обо мне что угодно, но я отказалась.

— Еще бы! — вскричали девочки. — Конечно же! Только так и можно было ответить.

— Правда? Ну вот, я рада, что вы думаете точно так же, как я. А то у меня даже были некоторые угрызения совести, почему я не согласилась сразу.

— Сразу? Собака, неужели вы все-таки…

— Постойте! Позавчера он был необыкновенно мил со мной, еще больше, чем накануне. Он выказывал мне такую нежную дружбу, что я устыдилась своего отказа. В конце концов, что же вы думаете, мне захотелось сказать ему это, и дело кончилось тем, что я согласилась. О! Он поклялся мне, что я буду очень счастливой собакой, что он будет водить меня по дорогам, как я водила его, будет защищать меня, как защищала его я… Но на другой день после того как я ослепла вместо него, он бросил меня, не сказав ни единого слова на прощание. И вот со вчерашнего вечера я осталась одна среди полей, я натыкаюсь на деревья и раню ноги о камни на дорогах. И вдруг я учуяла, что пахнет как будто телятиной, потом услышала голоса двух девочек, распевающих песенку, и подумала, что, может быть, вы не прогоните меня…

— О, нет! — сказали девочки. — Вы очень хорошо сделали, что подошли.

Собака вздохнула и сказала, потянув носом у корзины:

— Я так проголодалась… Ведь у вас там, наверно, телятина?

— Да, это телятина, — сказала Дельфина. — Но понимаете, собака, это покупки, которые мы несем родителям… Это не наше…

— Что ж, тогда о ней нечего и думать. Все равно, она, должно быть, очень вкусная. Скажите мне, малышки, не могли бы вы отвести меня к своим родителям? Если они не захотят, чтобы я осталась, может быть, они не откажут мне в косточке или тарелке супа и позволят мне переночевать?

Девочки только того и хотели, чтобы увести ее с собой; и может быть, даже навсегда оставить ее в доме. Их только немного беспокоило, как на это посмотрят родители. Кроме того, нужно было учесть мнение кота, с которым в доме очень считались и которому могло не понравиться, что у них завелась собака.

— Пошли, — сказала Дельфина, — мы постараемся, чтобы вас оставили.

Как только они отправились в путь втроем, девочки увидели на дороге окрестного грабителя, который занимался тем, что поджидал детей, возвращающихся с покупками, и отбирал у них корзинки.

— Вот он, — проговорила Маринетта, — человек, который отбирает корзинки.

— Не бойтесь, — ответила собака, — я сделаю так, что у него пропадет всякое желание вспоминать о вашей корзинке до конца своих дней.

Человек быстро приближался и уже потирал руки, предвкушая добычу, как вдруг он увидел собаку, услышал ее рычание и перестал потирать руки. Он перешел на другую сторону дороги и поздоровался с девочками, приподняв шляпу. Девочки едва удержались, чтобы не рассмеяться ему в лицо.

— Видите, — сказала собака, когда человек скрылся из виду, — я хоть и слепая, но все равно могу быть полезной.

Собака была очень довольна. Она шагала по дороге рядом с девочками, которые по очереди вели ее за поводок.

— Как мне хорошо с вами! — воскликнула она. — Но как же вас зовут, малышки?

— Мою сестру, которая ведет вас за поводок, зовут Маринетта, у нее волосы посветлее.

Собака остановилась, обнюхивая Маринетту.

— Так, запомнила. Она — Маринетта. Теперь я буду узнавать ее. Дальше!

— А мою сестру зовут Дельфина, — в свою очередь проговорила блондинка.

— Так, Дельфина, что ж, теперь я не забуду. Когда я бродила по дорогам с прежним хозяином, я знавала много маленьких девочек, но должна откровенно признать, что ни у одной из них не было такого красивого имени, как Дельфина или Маринетта.

Девочки покраснели от смущения, но собака этого не видела и продолжала говорить комплименты. Она сказала, что у них красивые голоса и что они, должно быть, очень умные девочки, если родители доверяют им такое важное дело, как покупка телятины.

— Уж не знаю, сами ли вы ее выбирали, но уверяю вас, пахнет она…

Под любым предлогом она возвращалась к телятине. То и дело поворачивалась к корзинке, а так как она была слепая,