Александр Афанасьев - Заветные русские сказки

– Эй, Афонька!

– Чего извольте?

– С чем ты обоз пригнал?

– Два воза сена, сударь, да воз лошадей.

– А коня моего поил?

– Поил.

– Да что же у него губа-то суха?

– Да прорубь, сударь, высока.

– Ты б ее подрубил.

– И так коню четыре ноги отрубил.

– Ах, дурак, ты мне лошадь извел!

– Нет, я ее на Волынский двор к собакам свел.

– Ты, никак, недослышишь?

– И так коня не сыщешь.

– Жену мою видел?

– Видел.

– Что ж, хороша?

– Как сука пестра.

– Как?

– Словно яблочко наливное.

Жил-был барин в городе; приехал к нему из деревни староста.

– Это ты, Василий Петров? – спрашивает барин.

– Я, батюшка-барин!

– Не привез ли ты от матушки письма?

– Письмеца нет, только одна грамотка.

– Что же в ней прописано?

– Да, вишь, прогневили господа бога, ваш перочинный ножичек изломали.

– Как же вы его изломали?

– С вашего иноходца кожу снимали; ножичек-то мал, я его и сломал.

– Да разве мой конь помер?

– Нет, подох.

– Как же он издох?

– Не он наперед подох, а ваша матушка, батюшка-барин!

– Ужли и матушка померла?

– Да как у Фомки овин горел, она в те́ поры сидела в каменном дому в верхнем этажу, а форточка по́ла была: искорка ей на ногу скакнула, барыня упала, да ногу-то и свихнула.

– А ты, дурак, чего не поддержал?

– Батюшка-барин! Она хлебом-солью откормлена. В кое место падет, меня убьет!

– Ты бы таковской и был! Отчего ж у Фомки овин загорелся?

– Не он наперед загорелся, а ваша новая конюшня.

– Что от нее осталося?

– Три столба воротных да с вороного коня подуздочек.

– Как же она загорелася?

– Да не она, батюшка-барин, загорелася, а ваша новая мельница.

– Как, и новая мельница сгорела?

– Да, батюшка-барин, сгорела! Прогневили мы господа бога.

– Что ж от нее осталось?

– Вода да камень остались: камень-то на́четверо разорвало, а все уцелел; да в дымном окошке кошка сидела, так у ней глаза лопнули, а сама как есть живая!

– Как же новая мельница загорелася?

– Не она, батюшка-барин, наперед загорелась, а ваша кладовая.

– Как – и кладовая?

– Да сгорела, батюшка-барин! Прогневили мы господа бога.

– Что ж от нее осталось?

– Четырнадцать бутылок осталось; я у всех горлышки пообломал да отведывал; в иной кисло, в иной горько, а в иной и пить нельзя.

– Ты, дурак, пьян!

– Батюшка-барин! Ведь немножко отведал.

– Ты старостой называешься, а собрал ли с крестьян деньги?

– Собрал, батюшка-барин, собрал.

– С кого сколько?

– С Фомки грош, с Еремки грош, а с Варфоломейка одна копейка.

– А что ж с него мало?

– Он вдовый, половину тягла платит.

– Где же деньги?

– Да шел я, батюшка-барин, по улице; стоит новый кабак, я на грош выпил да трехкопеечным калачиком закусил.

– Ты, дурак, пропил!

– Нет, батюшка, и пропил и проел.

– А собрал ли с крестьян муку?

– Собрал, собрал, батюшка-барин!

– Куда ж ты ее девал?

– Вам да свиньям пятьдесят четвертей; черному псу да твоему родимому отцу сорок четвертей; суке Галяме да матери Ульяне тридцать четвертей; уткам да курам, сестрам твоим дурам двадцать четвертей.

– Что ты, дурак, ругаешься?

– Батюшка-барин, пословица така!

– Был ли ты на рынке?

– Был, батюшка-барин, был.

– Велик ли торг?

– Я с ним не мерился.

– Силен ли он?

– Я с ним не боролся.

– Почем там мука?

– По кулям да по мешкам.

– Ты, говорят, Фомку женил?

– Женил, батюшка-барин, женил.

– А богата невеста?

– Богата, батюшка-барин, дюже богата!

– Что богатства?

– Чепчик с клиньем, да колпак с рукавами, чугунна коробка, железный замок.

– Богата, богата! А из божества что у ней есть?

– Картина в лицах, друга́ в тряпицах...

Не любо – не слушай

У одного мужика много было гороху насеяно. Повадились журавли летать, горох клевать.

«Постой, – вздумал мужик, – я вам переломаю ноги!»

Купил ведро вина, вылил в корыто, намешал туда меду; корыто поставил на телегу и поехал в поле. Приехал к своей полосе, выставил корыто с вином да с медом наземь, а сам отошел подальше и лег отдохнуть.

Вот прилетели журавли, поклевали гороху, увидали вино и так натюкались, что тут же попадали. Мужик – не промах, сейчас прибежал и давай им веревками ноги вязать. Опутал веревками, прицепил за телегу и поехал домой.

Дорогой-то порастрясло журавлей; протрезвились они, очувствовались; стали крыльями похлопывать, поднялись, полетели и понесли с собою и мужика, и телегу, и лошадь. Высоко! Мужик взял нож, обрезал веревки и упал прямо в болото.

Целые сутки в тине сидел, едва оттуда выбрался. Воротился домой – жена родила, надо за попом ехать, ребенка крестить.

– Нет, – говорит, – не поеду за попом!

– Отчего так?

– Журавлей боюсь! Опять понесут по поднебесью; пожалуй, с телеги сорвусь, до смерти ушибусь!

– Не бойсь! Мы тебя к телеге канатом прикрутим.

Вот хорошо, положили его в телегу, обвязали канатом, лошадь поворотили на дорогу; стегнули раз, другой – она и поплелась рысцою. За деревней-то был колодец, а лошадь-то была не поена; вздумалось ей напиться, свернула с дороги в сторону и прямо к колодцу; а колодец был без сруба, а упряжь-то без шлеи, и узда без повода, а хомут большой, просторный; лошадь наклонилась к воде, а хомут через голову и съехал долой. Вот лошадь напилась и пошла назад, а мужик с телегою остался у колодца.

На ту пору выгнали охотники из лесу медведя; медведь бросился со всех ног, набежал на телегу, хотел перескочить, прыгнул – да прямо в хомут и попал! Видит, что беда на носу, и пошел валять что есть силы с телегою.

– Батюшки, помогите! – кричит мужик.

От того крику медведь еще пуще напугался; пошел таскать по кочкам, по яругам, по болотам. Прибежал на пчельник, полез на дерево и телегу за собой потащил – захотелось, видно, медку попробовать. Влез на самую верхушку, а телега вниз тянет: бедный медведь и сам не рад, ни взад, ни вперед!

Немного спустя времени пришел хозяин, увидал медведя.

– Ага, – говорит, – попался! Вишь, ты какой бездельник, Мишка: не просто за медом пришел, на телеге приехал!

Схватил топор и ну рубить дерево под самый корень. Дерево повалилось наземь, разбило телегу и задавило совсем мужика; а медведь выскочил из хомута да бежать: только унеси бог ноги!

Вот каковы журавли!

Пустил мужик петуха в подвал; петух там нашел горошинку и стал кур скликать. Мужик услыхал про находку, вынул петуха, а горошинку полил водою.

Вот она и начала расти; росла, росла – выросла до полу. Мужик пол прорубил, горошинка опять начала расти; росла, росла – доросла до́ потолка.

Мужик потолок прорубил, горошинка опять росла, росла – доросла до крыши.

Мужик и крышу разобрал, стала горошинка еще выше расти; росла, росла – доросла до небушка.

Вот мужик и говорит жене:

– Жена, а жена! Полезу я на небушко, посмотрю, что там деется? Кажись, там и сахару и меду – всего вдоволь!

– Полезай, коли хочешь.

Мужик полез на небушко, лез, лез, насилу влез. Входит в хоромы: везде такое загляденье, что он чуть было глаз не проглядел! Середи хором стоит печка, в печке и гусятины, и поросятины, и пирогов – видимо-невидимо! Одно слово сказать – чего только душа хочет, все есть! Сторожит ту печку коза о семи глазах. Мужик догадался, что надобно делать, и стал про себя приговаривать:

– Засни, глазок, засни, глазок!

Один глаз у козы заснул. Мужик стал приговаривать погромче:

– Засни, другой, засни, другой!

И другой глаз заснул.

Таким побытом все шесть глаз у козы заснули; а седьмого глаза, который был у козы на спине, мужик не приметил и не заговорил.

Недолго он думал, полез в печку, напился, наелся, насахарился; вылез оттуда и лег на лавочку отдохнуть.

Пришел хозяин, а коза про все ему и рассказала: вишь, она все-то видела седьмым глазком. Хозяин осердился, кликнул своих слуг, и прогнали мужика взашей.

Побрел он к тому самому месту, где была горошинка: глянул – нет горошинки. Что будешь делать? Начал собирать паутину, что летает летом по воздуху; собрал паутину и свил веревочку; зацепил эту веревочку за край неба и стал спускаться. Спускался, спускался, хвать – веревочка вся, и до земли еще далеко-далеко; он перекрестился – и бух!

Летел, летел и упал в болото.

Долго ли, коротко ли сидел он в болоте (а сидел он в болоте по самую шею), только вздумалось утке на его голове гнездо свить; свила гнездо и положила яйца.

Мужик ухитрился, подкараулил утку и поймал ее за хвост. Утка билась, билась и вытащила-таки мужика из болота.

Он взял и утку и яйца, принес домой и рассказал про все жене.

Не то чудо из чудес,Что мужик упал с небес;А то чудо из чудес,Как он туда залез!

Как у нас на селе заспорил Лука с Петром, сомутилася вода с песком, у невестки с золовками был бой большой; на том на бою кашу-горюху поранили, киселя-горюна во полон полонили, репу с морковью подкопом взяли, капусту под меч приклонили. А я на бой не поспел, на лавочке просидел.