Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья. Том 2 - Ринга Ли

сесть за заставленный яствами стол. Блюда из рыбы и овощей гармонично сочетались друг с другом, насыщая одним только запахом. Однако эти двое казались ко всему равнодушными, мигом побледнев.

Тан Цзэмин проглотил слюну и поднял взгляд на Лю Синя, который даже бровью не повел в сторону мясных блюд, накладывая себе рис. Отломив кусок свежей лепешки, он принялся есть, тихо стуча палочками.

Монах Лу тут же округлил глаза, почувствовав себя неуютно и переводя с одного на другого растерянный взгляд. «Неужели снова поссорились? Ай-я-я…» – подумал он и закатал рукава. Подсовывая им кушанья, он то и дело пытался завести разговор, чувствуя себя так, словно тянет тигра за хвост. Лю Синь медленно пережевывал рис, а его губы, еще недавно яркие от выпитого вина, бледнели с каждой секундой. Даже щеки его, ранее приятного персикового оттенка, приняли теперь мучнистый тон. Тан Цзэмин так же медленно, без особого аппетита ел, изредка поднимая глаза на Лю Синя и почти сразу же опуская взгляд. Раньше Лу думал, что все это из-за скудной пищи, которой они питались в опустевшем храме. Ведь нет ничего более удручающего, чем бедно заставленный стол! Но теперь-то, когда тот ломился от блюд и источал обилие красок и ароматов, что же было не так?

Измучившись, Тан Цзэмин отложил палочки и внезапно сказал:

– Сегодня Жуши закатила скандал из-за того, что ее заставили есть овощи на завтрак. Юн-гэ уже хотел было согласиться и дать ей конфеты, но Тянь-цзе строго запретила. И хоть Жуши ревела в три ручья, ее мать все равно не позволила ей есть сладкое, и в итоге они поссорились. Кто из них прав?

Лю Синь чуть нахмурился и посмотрел на него, продолжая медленно жевать. Проглотив рис, он ответил:

– Есть сладкое на завтрак вредно. Она и так не отрывается от танхулу целыми днями.

– Верно, – вскинул бровь Тан Цзэмин и попытался скрыть усмешку. – А если есть мясо на завтрак, обед и ужин, будет ли это полезным?

Лю Синь снова замолчал. Монах Лу тем временем заинтересовался двумя горлицами на окне, разглядывая их перья, когда Тан Цзэмин толкнул его локтем в бок и взглядом указал на Лю Синя. Лу быстро сообразил, что к чему, и постучал пальцем по подбородку, придавая голосу тон знатока:

– На самом деле мясо очень тяжелая пища. Его нельзя часто есть, иначе можно заболеть. – Распахнув глаза, он добавил: – Или даже умереть.

Лицо Лю Синя, казалось, покрылось коркой льда. Он тяжелым взглядом смотрел на рис, словно пытаясь размазать его по столу. Вздохнув, Тан Цзэмин продолжил, и сам находя смысл в последующих словах:

– Как бы сильно я чего-то ни хотел, а есть одно мясо неправильно. Я буду есть его, как и раньше, – только в обед. Вероятно, поэтому я такой мелкий, потому что жру всякую дрянь в городе.

Может, на самом деле стоило больше внимания уделять тренировкам и правильному питанию? Лю Синь вон какой высокий. За последний год он заметно окреп и выпрямился, все меньше походя на себя, каким был чуть больше года назад, когда то и дело сутулился и не мог поднять даже охапку дров своими тонкими руками. Зато сейчас враз распинывает поленья и размахивает мечом, совершенствуясь не только телом, но и духом…

Опустив взгляд на его руку, по которой в тот вечер ползла струйка крови, Тан Цзэмин тихо добавил:

– И я совсем не думаю так о тебе. Забудь о тех моих словах. Когда люди ссорятся, они стараются задеть друг друга как можно больнее, не думая о последствиях.

Лю Синь все это время молча копался в своем рисе, обдумывая сказанное. Наконец он позволил улыбке скользнуть в уголок губ:

– Тан Цзэмин, Тан Цзэмин… я и в самом деле упустил момент, когда ты так повзрослел.

Тан Цзэмин облегченно заулыбался. Кто мог знать, что признание своих ошибок действительно поспособствует тому, что в нем наконец-то разглядят взрослого человека? Он увидел, как Лю Синь своими палочками подкладывает в его миску с жареной рыбой овощи.

– Хорошо. Тогда отныне мясо только на обед, – шире улыбнулся парень, и неловкость за столом тут же испарилась, как капля воды на раскаленной сковороде. Впервые за последние дни обед прошел в мирной обстановке со смешками под шутки, которые то и дело рассказывал неумолкающий Лу. А когда все яства на столе сменились ароматным зеленым чаем и рисовым печеньем, Лю Синь сосредоточился на главном.

– Лу, ты раньше видел здесь людей, отличающихся от других монахов? Может, изредка кто-то наведывался сюда?

Монах тут же приподнял плечи, вцепившись в свою чистую яркую кашаю.

– Ну… нет, кажется, – неуверенно произнес он. – Правда, были монахи, которые находились в закрытой медитации. Вроде те, кто проходил посвящение и принимал сан, должны были медитировать несколько месяцев. Еду и прочие необходимые вещи им доставляли старшие послушники, а поскольку я был лишь младшим, то и вовсе не видел их.

– Ты еще что-то выяснил? – Тан Цзэмин посмотрел на Лю Синя.

Лю Синь задумчиво прокрутил чайную чашу в руке и спросил:

– Помнишь ту ночь в горячих источниках? После, когда Вэнь-гэ обрабатывал мою ногу, он говорил, что этот человек, вероятно, являлся учеником буддийской школы и неверно истолковал ее учение, оттого и ступил на кривую дорожку.

– Тогда Мао Цимэй сказал что-то вроде того, что праведность – это полное отсутствие всяких земных желаний и чувств. Так его учили, – припомнил Тан Цзэмин. – Он упомянул, что обучавший его человек проповедовал, что такая истина духовно связывает угнетенных и потерянных, требуя полной покорности перед их угнетателями. Рабы должны быть довольны тем, что им дают, они должны прилежно исполнять свою работу и хорошо отзываться о господине. Вот это и есть отказ от земных желаний и чувств, – протянул Лю Синь. – Мао Цимэй несколько раз повторял эти слова: «Полное отсутствие желаний и чувств». Думаю, у этого есть куда более глубокий смысл.

– Лу-гэ, тебе знакомо это учение? – спросил Тан Цзэмин у монаха. Лу поколебался немного и ответил:

– Старший монах часто повторял эти слова, наставляя новоприбывших в храм отречься от всего мирского и посвятить себя совершенствованию духа.

Лю Синь тоже посмотрел на него:

– Лу, попытайся вспомнить, приходил ли в этот храм раз в месяц кто-то не местный?

Толстячок прикусил губу и напрягся всем телом. Лицо его раскраснелось, когда он изо всех сил пытался что-то припомнить, судорожно шаря в воспоминаниях. Наконец он неуверенно поведал:

– В одну из ночей я, кажется, видел человека. Мне показалось странным, что он в темных