Звезда паладина, или Седьмой крестовый поход - Сергей Евгеньевич Вишняков

– Ну, по слухам. Вскорости после того, как твоя мама тебя родила, деда твоего убили, все имущество перешло к его двум сыновьям, а тех тоже скоро убили. Какая-то усобица произошла в Провансе. Больше ничего не знаю. Может, и есть кто из родни у тебя по матери, но это надо искать.

– Словом, ничего героического в моем роду нет, – со вздохом промолвил Бертран.

– Тебе судить, Бертран. А что такое – героическое? Жив – и хорошо. Думаешь, геройства много у крестоносцев, разоривших нас? Или у тех, кто на соседа нападает за виноградник или луг?

– Тебе не понять, Жан! – выпалил Бертран, поднимаясь. – Рыцарские дела и их суть понятна только рыцарям!

– А ты рыцарь, Бертран? – спокойно усмехнулся Жан, доедая салат и ничуть не обижаясь на заносчивость молодого сеньора.

– Пока нет, но я рожден рыцарем и обязательно стану им!

– Вот это правильно! – похвалила Мадлен. – Вот это серьезный разговор. А то все с Жако, Люком, Жано и Готье целыми днями на реке, да в полях пропадаешь. Чего с крестьянскими ребятами возиться? Дружить с ними хорошо, да только ты забываешь, что ты – Атталь и что тебе уже почти двадцать!

Вошел слуга и сообщил, что какой-то бродячий монах просит ночлега.

– Повадились эти монахи! – буркнул Жан.

– Будь благочестив! – наставительно произнесла Мадлен. – Все же слуге Божьему негоже отказывать в приюте. Кто знает, может, это сам Господь пришел в его образе?!

– Ну, уж любишь ты, Мадлен, сказать пожалостливее! – проворчал Жан.

– Я пойду и спрошу, что за монах, – сказал Бертран.

– Привечаешь ты, шевалье, всяких бродячих монахов, менестрелей, странствующих рыцарей! – заметил Жан. – Угощенья у нас небогаты, самим бы хватило.

– Не ворчи! – усмехнулся Бертран. – Без них мы здесь со скуки подохли бы!

– Да ведь были б нормальные гости, – продолжал ворчать Жан вслед удаляющемуся Бертрану, – а то, что не монах, так норовит стащить что-нибудь или реликвию какую продать! Менестрели очень уж тощи и прожорливы. Понятно, что кормят их не постоянно и не досыта, так уж если дорвутся до еды, так и самим потом не хватает. А эти рыцари, ищущие истину, счастье и удачу? Тоже жрут будь здоров! А денег у них часто только на одну яичницу да на стакан вина хватает. Пользуются гостеприимством, Бертрану голову дурят росказнями.

– Да хоть бы задурили по-настоящему разок! – возразила Мадлен. – А то он наслушается про драконов, фей, турниры, походы, да вместо того, чтобы самому с места сдвинуться да повзрослеть и жизнь свою устраивать, только в эти истории с дружками крестьянскими в полях играет.

– Всему свое время, жена.

– Да что время? Вчера еще помню горшки за ним выносила, титькой кормила, а он уж вон, вымахал! Годки-то, как недели пролетают.

На пороге башни Бертран увидел лысого монаха в темно-коричневой шерстяной рясе, из-под которой виднелись грязные ноги, обутые в сандалии. Ряса была подпоясана веревкой, с висевшими на ней четками. Молодой шевалье сразу узнал в пришедшем францисканца.

– Добрый человек, позволь мне, скромному слуге Божьему, отдохнуть и попить воды в твоем доме? – сказал монах дребезжащим голосом.

– Конечно, отче, заходите. Откуда держите путь?

– Из Орлеана.

– Что привело вас в наши края, святой отец?

– Сначала позволь спросить, молодой человек, чьи это земли и дом? – Голос монаха был строг.

Бертран догадался, что о графстве Тулузском по-прежнему шла молва как о рассаднике ереси, и францисканец опасался, что мог попасть к тайным катарам или сочувствовавшим им людям. Но разве мог монах знать все фамилии, обвиненные в ереси и наказанные за нее? Бертран усомнился в этом и смело произнес:

– Я шевалье Бертран д'Атталь, владелец этой земли.

– Атталь… Атталь… – как бы стараясь вспомнить, бормотал монах, но, видимо, в его кладовой памяти находились данные лишь о тех, кто был еретиком, а не о тех, кто их укрывал, а может быть, он просто делал вид, ибо не знал ничего.

Францисканец улыбнулся устало и облегченно.

– Атталь – это хорошо. Добрая фамилия, – произнес он, садясь на лавку.

Бертран наклонил голову в знак признательности.

– Эй! – крикнул он. – Кто там есть на кухне? Принесите воды!

Слуга прибежал с кружкой холодной воды. Францисканец пил медленно, наслаждаясь.

– Храни, Господь, дом ваш, добрый шевалье! – сказал монах, отдавая опустевшую кружку.

– Так что привело вас сюда? – спросил Бертран. – Идете по святым местам?

– Святое дело, сын мой! Святое дело! Слышал ли ты о крестовом походе в Святую землю?

– Кое-что недавно слышал, – ответил Бертран, вспоминая слова дяди Катрин, Генриха де Сов.

– Я проповедую святую войну во имя Господа! Хожу по городам и замкам, зову благородных воинов и честных христиан вставать под знамена государя нашего Людовика!

– Пойдем, святой отец, поднимемся в мой рыцарский зал, там ты поешь и отдохнешь, расскажешь мне о крестовой войне.

– Благодарю, сын мой, мне много не надо – хлеба и салата или бобов, мясо я не ем.

– Может быть, стаканчик вина, святой отец? Оно у нас хорошее! Подбодрит после долгой дороги!

– Нет, благодарю, я не пью и вино. Вода, только вода.

– А как же вас звать, святой отец?

– Отец Лотер.

Когда они поднялись в рыцарский зал, Жан ле Блан, узнав о цели прихода францисканца, проворчал, наклонившись к шевалье, чтобы монах не слышал:

– Одни беды от этих крестоносцев. Надо его прогнать.

– Нет, отчего же!

– Я же тебе вот только недавно рассказал, каких бед натворили рыцари с крестом на щитах и одежде!

– Это другое.

– Какая разница? Все одни одним медом…

– Замолчи, Жан, я здесь хозяин, монах – мой гость! – надменно произнес Бертран.

– Ах, вон оно что! – обиделся Жан ле Блан и покинул зал.

Мадлен тем временем распорядилась принести францисканцу салата и целый кувшин воды.

– Ну, что там, святой отец, с этим походом? – расспрашивал Бертран, усаживаясь напротив. – В какие земли, против кого?

– Молод ты, господин! – заметил францисканец и неодобрительно покачал головой. – Неужто ты не знаешь о походах в Святую землю, что вели доблестные рыцари в прошлые времена?

– Слышал кое-что. О них менестрели пели!

– Менестрели! Бражники это и нечестивцы. Никто из них и церковь-то не посещает!

– Так вы мне расскажите, поподробнее.

– Святой град Господень Иерусалим опять в руках собак-сарацин. Мусульмане оскверняют землю, где ступала нога Иисуса Христа.

– Как оскверняют?

– Что значит, как? – неприятно удивился францисканец. – Ненавидят христиан, живущих в Иерусалиме, убивают их, мучают, сжигают на кострах, распинают, вырывают волосы, выкалывают глаза, отбирают все имущество. Так же поступают они и с паломниками, идущими на поклонение святыням Иерусалима. Сарацины потешаются над папой римским и христианскими королями,