Звезда паладина, или Седьмой крестовый поход - Сергей Евгеньевич Вишняков

в живых. Когда умирает сарацин, не важно – ребенок, женщина, старик или мужчина-воин, на небе улыбается Христос. Помни это, Атталь.

Бертран удивился – откуда столько ярости в этом внешне спокойном рыцаре, известном трубадуре, чьи песни поют другие люди? И как может сочетаться в человеке кровожадность и поэтический талант?

Они выехали прямо к крепостной стене, рядом находились массивные ворота, чьи деревянные створки, окованные железом, были слегка приоткрыты.

Нантей остановился, прислушиваясь и внимательно оглядывая округу – никого, только несколько бродячих псов бегали в поисках еды. Нантей жестом позвал Атталя за собой, сам опять поехал впереди, проходя через ворота.

Дамиетта встретила их узкими улочками, домами из песчаника, закрытыми лавками, распахнутыми дверьми, в спешке брошенным скарбом. Тянуло гарью. Сначала несильно, потом, по мере углубления в город, все больше и больше.

– Надо посмотреть, что горит, – сказал Нантей.

Они отправились туда, откуда ветер разносил золу и дым. Атталь впервые видел неевропейский город – низенькие дома песчаного цвета, совершенно одинаковые, безликие, с плоской крышей, над которой иногда возвышались точно такие же дома, но на этаж больше.

– Подожди, Нантей, давай зайдем хоть в один дом, посмотрим, как живут сарацины.

– Пограбить решил, Атталь?

– Нет, просто посмотреть, – ответил задетый Бертран. – Как будто ты много видел! Я каирский застенок не считаю.

Нантей принял выпад с улыбкой, понимая, что юнец просто ерепенится.

– Ладно, посмотрим, – ответил он.

Они спешились и вошли в дом, в котором на улицу выходила торговая лавка, закрытая деревянными ставнями. Дверь заперли, когда уходили, поэтому Нантей и Атталь взломали ее мечами, потратив немало времени и сил.

– Хорошие замки делают нехристи! – заметил Бертран.

Когда они вошли, то удивились роскоши убранства. Ничего подобного не было в домах и замках рыцарей. Все полы устилали ковры с интересными цветочными узорами, всюду стояли мягкие диваны, лежали циновки из красной и желтой ткани, на стенах тоже висели ковры, на полках стояла бронзовая посуда – кувшины с изогнутыми горлышками, похожие на фигуры, большие блюда с тонким орнаментом, кружки с красивыми ручками. Сундуки в доме стояли раскрытыми – из них вынули все ценное и увезли с собой. Судя по всему, в лавке при доме торговали сукном – в задних комнатах, выходящих в небольшой внутренний двор, лежали тюки с тканями.

Филипп де Нантей сказал:

– Пока здесь нет королевской армии, вот бы сейчас набрать барахла да продать. Только все это громоздкое – заметят, да и продавать негде.

– Хорошо живут сарацины, – подивился Атталь. – И это только торговцы! А что говорить о знатных людях!

– Не зря ж мы сюда вломились. Атталь, возьми себе хоть что-нибудь, а я вот прихвачу кувшин – у него ручка большая и крышка присоединена к горлышку – откидывается в сторону и в то же время плотно прилегает. Возить вино в нем будет удобно.

Атталь мельком глянул на кувшин – серебряный, хороших денег стоит, чеканка на нем есть. Сам он даже не знал, что себе взять. Снял с полки небольшое бронзовое блюдо с замысловатой гравировкой в виде завитушек и волнистых линий, вынес и положил в мешок, притороченный к седлу.

– Честно говоря, здесь все уже нам, христианам, принадлежит, и надо бы побольше набрать. Вдруг да удастся продать потом как-нибудь! Эх, перед королем мы не можем показаться с набитыми мешками, ведь все его здесь как короля-победителя! А ты не заметил, Атталь, в боковой комнате, там, похоже, умывальня или что-то такое? На бронзовой подставке, вделанной в стену, таз серебряный. Я приметил – он тоже как-то плотно стоит, может, приделан чем? Вот его бы снять и унести. Хороший очень, большой! В нем сарацины умываются, а я бы его продал.

Вскоре они заметили, что дым идет с площади. Тяжелый запах стоял в жарком, раскаленном воздухе. Лошади фыркали, не хотели ехать. Рыцари спешились и пригляделись. Дым шел от множества сгоревших лавок, из окон и сгоревших крыш домов, расположенных по краям площади. Рынок Дамиетты был полностью уничтожен пожаром. Сгорели склады с пшеницей, фруктами и овощами, мясные лавки, уличные печи, заживо запеклись куры, продаваемые в клетках, и овцы в загонах, которых продавцы не смогли взять с собой.

– Плохо дело, – промолвил Нантей озадаченно. – Если в домах мы еды в достаточном количестве не обнаружим, то нам непросто придется.

– А если бы сарацины защищали город, нам бы все равно ничего не перепало, – возразил Атталь. – Какая теперь разница!

– Сразу видно, ты, Атталь, неопытен в военном деле. Главная добыча на войне – это не кувшины всякие да ткани шелковые, перстни, золотые украшения, а еда! Если поблизости нет торговцев, которым можно сбыть все добро и купить еду, то ты блюдо и кубки будешь грызть вместо хлеба?

– Да с нами на кораблях полно венецианских и генуэзских торговцев! Не пропадем!

– Беспечный ты, Атталь. Кто знает – может, завтра сарацины нас атакуют, пока мы тут добром их разживаемся? Вдруг это план у них такой? Окружат нас в городе и будем мы на жаре от жажды и голода умирать.

Они еще немного покружили по Дамиетте, высматривая, точно ли все жители ушли. Рядом с мечетью было много брошенных вещей – вероятно, сарацины убегали сразу после молитвы или прервав ее. Заходить в мечеть ни Атталю, ни Нантею не захотелось. Неприятная тишина изредка прерывалась далеким собачьим лаем.

Рыцари поехали ко дворцу султана, возвышавшемуся над всеми домами, банями и мечетями города. На ступенях дворца, в тени высоких толстых перил, лежали откормленные большие пушистые коты, лениво посматривающие на двух путников и жмурящие глаза. Нантей велел Атталю ждать на улице и зорко следить за всем, а сам пошел осмотреть дворец. Был он там недолго. Пока Атталь, спешившись, гладил котов, вытирал пот с лица, обмахиваясь тряпицей, вынутой из мешка, Нантей выбежал обратно.

– Так-то ты за улицей следишь! – недовольно проворчал он.

– А что там, во дворце? – полюбопытствовал Атталь.

– Лучше бы я этого не видел! – воскликнул Филипп де Нантей, вскакивая в седло. – Всюду золото, дорогие ткани, драгоценности, мебель какая! Одно слово – дворец, что и говорить! Все достанется нашему королю. Поехали отсюда. Город пуст! Если уж дворец стоит пустой и никто его не грабит, значит, никого здесь и в самом деле нет!

Король с королевой, братьями, патриархом Иерусалимским, легатом, коннетаблями ждали известий из Дамиетты в шатре Людовика. Снаружи стояла невыносимая летняя египетская жара, в шатре, где от набившихся людей стало тесно, тоже было трудно дышать и пот лился со всех, кто здесь находился. Слуги постоянно приносили пресную