Звезда паладина, или Седьмой крестовый поход - Сергей Евгеньевич Вишняков

своей королевы и, вспомнив томные стояния коннетабля под их дверьми в Никосии, неоправданно сухо поблагодарил д'Ибелина за такое важное сообщение. Впрочем, коннетабль и не думал обижаться. Он отправился с небольшой группой рыцарей на берег Нила следить, что происходит в Дамиетте.

Крестоносцы сами стали располагаться лагерем на том месте, откуда бежал враг. Жара, мучившая непривычных к этому климату французов, начала спадать. Вечернее небо приносило долгожданную легкость. Сняв доспехи, крестоносцы ходили в мокрых от пота рубахах и штанах, периодически окунаясь на берегу в волны, чтобы освежиться. Установка лагеря оказалась не таким же быстрым делом, как и разгром противника. Усталые от битвы, измотанные жарой люди, работали медленно. Разгрузка кораблей и перевозка на баркасах и галерах всего груза, что еще не был переправлен на берег утром, шла неспешно и грозила затянуться до следующего дня.

Король, освободившись от кольчуги, пожелал освежиться перед встречей с женой. Ему сразу принесли бочку пресной воды с корабля. Роберт д'Артуа и Карл Анжуйский также перед встречей с женами залезли в бочки с водой, с ужасом представляя, что теперь такая изнуряющая жара будет всегда в этих проклятых песках.

Бертран д'Атталь песком счистил кровь с кольчуги, вымылся в море и теперь сушился прямо в одежде, сидя неподалеку от короля и его братьев. Он чувствовал себя опустошённым и каким-то чужим. Запал битвы прошел, и теперь Бертран сознавал, что в упрямом и безрассудном простаке, каким он был, живет весьма жестокий человек.

Появился Жан д'Анжольра, присев рядом с Атталем. Бертран безразлично посмотрел на него.

– Много убил? – спросил он.

– Ни одного! – печально ответил Анжольра. – Это и представить невозможно, а ведь так оно и есть! В битве вроде как был, а вроде и не был, только пот глотал да слышал лязг оружия.

Атталь удивленно уставился на собеседника.

– Это ж как так получилось?

– Да я не в первой линии атаки стоял, да еще конь у меня сначала как-то заупрямился – не вместе с остальными я поскакал, а замешкался. А потом, когда уж коня образумил, я с верблюдами встретился. Конь мой от них шарахнулся в сторону! Я слышал, запах верблюдов кони не переносят. Так вот, а тут за рыцарями же пехота наступала, я в их рядах замедлился, конь на кого-то наскочил, меня со злости толкнули, я из седла чуть не вывалился. А потом вдруг меня как осенило – ну раз так все получается, то, может, и не надо мне в бой лезть? И пошел я коня к лодкам отводить – ведь, кроме коня, у меня ничего нет, надо его беречь. Спешился и думаю – а ведь я трус. Пока все сражаются, я на берегу стою, волны считаю. С таким отношением ни славы, ни денег мне не видать никогда. Вынул меч и пешим пошел к нашим. Да вот незадача – я за их спинами оказался, наши воины плотно наступали, никто меня не пропустил вперед. И вот пока я пробирался, ожидая встречи с врагом, сарацин уж погнали. Вот такие дела, Атталь! Смешно, правда? Если уж человеку не везет, то не везет абсолютно во всем – и отцу я не нужен, и беременную Жаклин вынужденно оставил, и на Кипре чуть с голоду не умер, а когда настала пора в бою действовать – спасовал!

Анжольра сидел такой нескладный, тощий, с горькой усмешкой на губах, он ожидал, что единственный товарищ во всем христианском войске – и тот его засмеет, но Атталь обнял его за плечо и сказал:

– Кто знает, друг мой, может быть, ты сегодня поступил не хуже остальных, а даже лучше? Я убил многих, но вот сейчас мне как-то погано на душе. Вроде это сарацины, враги Господа, а все-таки.

– Эй, чего расселись! – услышали приятели окрик. – Отойдите в сторону – кортеж королевы!

Атталь узнал этот голос. Готье де Брандикур, его двоюродный дядя, ехал впереди процессии из нескольких паланкинов, в которых слуги несли королеву Маргариту, графиню Матильду Брабантскую и графиню Беатрис Прованскую. Рядом следовала вереница слуг, несших сундуки и мешки.

– Рад видеть тебя живым, племянничек! – весело сказал Брандикур, направляя в сторону Атталя зажжённый факел, чтобы лучше видеть в сгущающейся тьме.

Бертран ничего не ответил ему и лишь склонился в глубоком поклоне перед паланкином королевы, расшитым золотыми лилиями. Анжольра тоже поклонился.

Атталь подумал, что, может быть, не один Анжольра не участвовал сегодня в битве. Вот Брандикур – где он был во время боя? Судя по тому, что он один сопровождал королеву, остальные провансальцы-трубадуры из свиты Маргариты Прованской бились наравне с другими рыцарями. И вряд ли ему кто-то поставит это в вину.

Людовик, вымывшись и переодевшись, ждал королеву в наспех поставленном шатре. Слуги принесли французское вино, вяленое мясо и хлеб. Походную кровать соорудили из двух больших сундуков, постелив на нее тюфяк с соломой – король славился неприхотливостью в пути. В ожидании супруги Людовик выслушал доклад Ги д'Ибелина, что в Дамиетте пожар, сам вышел и посмотрел на зарево вдали. Коннетабль Эмбер де Божё, магистр французских тамплиеров Рено де Вишье порассуждали в присутствии короля, как завтра будут собирать осадные машины, заранее заготовленные на Кипре и перевезенные на кораблях в разобранном виде. Магистр напомнил, как тридцать лет назад крестоносцы стояли под Дамиеттой полгода, обстреливая неприступный город катапультами, но не они, а голод, убивший почти всех горожан, открыл воинам Христа путь в мертвую Дамиетту.

– Идите спать, сеньор де Вишье! – сказал король, не желавший в день победы слушать о трудностях, которые могут возникнуть уже завтра. – Мы сегодня много пролили крови, и хоть это было во славу Божью, не стоит нам думать о том, как морить голодом людей, пусть и сарацин. Молитесь, де Вишье, пусть Бог направит наших врагов на иные пути. Во время голода погибают невинные – женщины и дети, этот метод мы использовать не будем.

Вот из паланкина вышла Маргарита и сразу бросилась в объятия Людовика. Эмбер де Божё и Рено де Вишье, переглянувшись, оставили их наедине, задернув за собой полог королевского шатра.

– Мы победили! – воскликнула королева, покрывая мужа поцелуями. – Ты мой победитель, Луи, мой славный полководец! Я очень боялась за тебя, я не могла дождаться, когда все закончится и ты позовешь меня на берег!

– Дамиетта падет к твоим ногам, любимая! Весь Египет будет наш, и ты станешь еще и королевой Египетской! – в порыве страсти произнес Людовик, стаскивая с жены платье и припадая к ее грудям.

Вино они пригубили лишь далеко за