«Дочь Ивана Грозного» - Ирина Семеновна Левит

разножанровый и очень успешный музыкально-драматический театр. Здесь сохранили старую добрую оперетту, дополнили ее современными мюзиклами, украсили драматическими постановками, где музыка исполняла функцию стилистического обрамления, – в общем, учли самые разные зрительские вкусы. Ну и актеров тоже стали приглашать соответствующих: с голосами, с пластикой, с драматическим талантом – то есть разносторонних.

В творческом плане одно лишь для директора оставалось незыблемым.

«У людей полно забот, проблем и даже трагедий, – говорил Дудник. – И вот они приходят в театр, а там их вновь заставляют погружаться в мрак, горько переживать и даже страдать. Словно им в жизни всего этого мало! Так вот пусть другие театры выворачивают зрителям души, долбят их по мозгам, а мы будем доставлять им радость и вселять надежду! Во времена великой американской депрессии именно Голливуд нашел универсальную таблетку от боли – придумал обязательный хэппи-энд. И завоевал не только своих зрителей, но и весь мир!»

Мир – не мир, а местного зрителя театр своей нацеленностью на позитив завоевал. С приходом же пятнадцать лет назад на должность главного режиссера сорокатрехлетнего Антона Борисовича Волынцева и вовсе стал суперпопулярным. Как бы пафосно ни звучало, но директор и главный режиссер оказались просто созданными друг для друга. Хотя со стороны казались полной противоположностью.

Если Дудник был большим и грузным, то Волынцев – миниатюрным, изящным, похожим на веточку экзотического деревца. У него было тонкое, с тщательно выписанными чертами лицо и красивые волосы, ниспадающие на плечи густым серебряным шелком.

Если Дудник даже в гневе старался соблюдать выдержку, то Волынцев в течение минуты мог сменить восторг на ярость и наоборот. Волынцев был немного деспотом, немного истериком (что, впрочем, объединяло его с целым рядом других режиссеров), однако актеры относились к нему с пониманием и в общем-то тепло – ценили его талант и в целом незлобивый характер.

Если Дудник умел видеть на насколько шагов вперед и оценивать ситуацию в комплексе, то глаз Волынцева «стрелял» с некой хаотичностью, но нередко подмечал детали, на которые никто внимания не обращал.

Если Дудник твердо опирался ногами в землю, то Дудник витал в облаках своих фантазий.

Иными словами, они настолько отличались друг от друга, что в результате создавали гармонию.

Известие об убийстве Кирилла Лепешкина вызвало у Дудника и Волынцева исключительно дружную реакцию – изумление. При этом они выказали полную готовность помочь следствию, правда, без ясного понимания – каким образом.

Вообще-то они несколько иначе представляли себе следователя по особо важным делам – он им виделся серьезным мужчиной средних лет. А тут явилась молодая барышня, вполне фигуристая, сероглазая, с ярко-каштановыми густо-волнистыми волосами. На человека в погонах (которых, впрочем, на ней и не было, поскольку и мундира не было тоже) она совсем не походила – а на актрису вполне.

Дудник вышел из-за стола, а Волынцев, почти полностью утопающий в большом «вольтеровском» кресле, слегка приподнялся и отвесил полупоклон.

– Вера Ивановна Грознова, – представилась барышня. – Наш разговор я буду записывать на диктофон, – не спросила, а проинформировала она.

– …Ивановна?! Грозная?! – никак не отреагировав на диктофон, вскричал Волынцев и буквально выпорхнул из кресла.

Дудник уставился на Веру озадаченно.

– Не ГрОзная, а ГрознОва, – привычно уточнила Вера.

– Михал Семеныч! Это какая-то мистика! – Волынцев тряхнул головой (серебристые волосы взметнулись, словно крылья) и взмахнул руками (узкие ладони с тонкими длинными пальцами заколыхались, как веера).

– Успокойся, Антон Борисович, – сказал Дудник, и Волынцев послушно исчез в своем «вольтеровском» убежище. – Присаживайтесь, Вера Ивановна, – предложил директор. – Мы сейчас вам кое-что объясним.

– Я вас внимательно случаю, – отозвалась Вера и улыбнулась.

Улыбка у нее была хорошая, искренне-доброжелательная – весьма удобная для доверительного разговора. Опытные директор и режиссер это оценили.

– Дело в том, – подарил ответную улыбку Дудник, – что мы сейчас репетируем пьесу Кирилла Лепешкина «Дочь Ивана Грозного». А вы – Вера Ивановна Грознова. Почти Грозная. Представляете, какое совпадение?

– Представляю, – согласилась Вера. – А разве у Грозного была дочь?

– Наверняка была! – не усомнился директор. – Он же все-таки царь! И многое что себе позволял! Поэтому какая-нибудь внебрачная дочь, а то и не одна, уж точно имелась.

– Да при чем здесь это?! – воскликнул Волынцев. – Пьеса ведь не конкретно о том Иване Грозном! Она не историческая! Она, если хотите, фантазия на тему! Понимаете?

– Не понимаю, – призналась Вера.

– Я сейчас вам объясню! – Волынцев вновь выпорхнул из кресла и принялся кружить по кабинету. – Конечно, объясню в общих чертах! Представьте, наши дни, и есть человек, который стоит во главе… некой корпорации. Что это за корпорация – не имеет значения. Но это нечто богатое и могущественное, и сам человек – богат и могущественен. А зовут его Иван Грозный! И он во многом по духу – тот самый Иван Грозный! И знает это! Но!.. – Волынцев неожиданно замер на месте, уставился Вере прямо в глаза и многозначительно ухмыльнулся. – У исторического Ивана Грозного официально не было дочери, да и сына не стало, а у этого Ивана Грозного дочь могла бы быть!

– Так она могла бы быть или действительно была?

– Вы, госпожа следователь, слишком прагматично мыслите, – досадливо вздохнул Волынцев. – А эта пьеса – фантазия! Автор не дает конкретного ответа, но предлагает вообразить: какой могла оказаться дочь у Ивана Грозного – единственное живое существо, которое дорого этому человеку. И как она могла повлиять, возможно изменить, своего отца. Так вот она могла быть светлой, нежной, возвышенной… и отец бы отдыхал с ней душой, его бы сердце смягчалось. А могла быть умной, серьезной, глубокой… и отец бы с ней интеллектуально обогащался, его разум становился бы более мудрым. Вот две возможные дочери, назовем их «лирическая» и «драматическая». Но обе – положительные персонажи, без примитивного «плохая» и «хорошая». Просто два варианта! Какой возобладает? Вот вопрос!

– Быть иль не быть – вот в чем вопрос… – пробормотала Вера.

– Если вы иронизируете, то совершенно напрасно, – обиженно фыркнул режиссер.

– Ни в коем случае! – заверила Вера.

– Ну ладно. – Антон Федорович милостиво махнул своей веероподобной рукой. – Тогда слушайте дальше. Но вот дочь влюбляется в обычного человека, Владимира. И какова будет реакция отца? Опять два варианта! Либо он, условно говоря, будет готов благословить эту любовь, либо будет готов ее разрушить! Лирическое и драматическое! Но каким станет финал?!. – Волынцев выдержал истинно театральную паузу и провозгласил: – А вот это до конца спектакля никто не узнает! Ни-кто! Даже я! Потому что все будет решать в самом конце колесо фортуны! Слепой жребий! Лотерея!

Режиссер смотрел торжествующе, следователь – недоуменно.

– Дело в том, – подал голос Дудник, – что в самом конце