А за околицей – тьма - Дарина Александровна Стрельченко

мягкие, никогда не знавшие ни земли, ни мыльного корня, ни горячего угля. Светлое лицо, тёмные пряди. Губы шепчут что-то, но не разобрать. Хочется разглядеть, хочется заглянуть в глаза, но каждая подвижка, каждый шажок давит, колет, будто в груди рассыпается жгучий сноп. Ярина сжала зубы, рванулась мысленно – и оказалась лицом к лицу с этими чужими глазами, так похожими на её. А потом полетела вниз – казалось, в пропасть, – но белые руки держали крепко, укладывали куда-то, в колыбель, в зыбку, и качалась над ней крохотная деревянная лошадка…

Послышался шорох в камышах у берега. Повеяло гнилью, зашипело что-то – или кто-то. Ярина мгновенно сбросила морок, насторожилась. Послышалось:

– Долш… ж-ш-ш… жок…

Совсем стемнело, ничего толком не разглядеть. Ярина неслышно поднялась, осторожно двинулась к камышам. Что-то тёмное выкатилось и плеснуло по воде. Ярина вынула из кармана обломок Кощеевой короны – тот мерцал слабо, зато никто другой этого света не видел; потянулась вперёд, вглядываясь, кто там спрятался среди стеблей…

Ближе и ближе становилось шуршание, отчётливей – шёпот:

– Долж-ж-шок… долж-ж-шок…

Ярина сжала кулак, приготовилась швырнуть пламенем, если понадобится. Ветер донёс запах гнили и мокрой шерсти. В неярком свете показалась лохматая голова.

Как вдруг – зацокали копыта. Чёрная нечисть в камышах с еле слышной руганью пошлёпала прочь, вспугнутые светлячки разлетелись по лесу, дождём опустились на кусты и деревья, сели Ярине на плечи. Вспыхнула мелким золотом тропа.

Лес расступился. Настала ночь. Ярина с облегчением подняла голову, выпрямилась, не таясь. Один только конь в ночную пору мог идти по болоту. И правда: отодвинув редкую занавесь из рябиновых листьев, показался Тём-атае.

– Ты что тут делаешь? – тихо спросила Ярина.

Ночь подступил ближе. Мелькнула улыбка, блеснули глаза.

– Тебя хотел встретить. А ты зачем явилась?

– За травами, – ответила Ярина, но вместо этих слов прозвучало почему-то: – Тебя искала.

– Посмотри-ка. Не твоё? – Тём-атае раскрыл ладонь, и в ней засветился ужиной чешуёй, острыми травинками голубой браслет.

– Мой. – Ярина протянула руку, но Ночь убрал свою. Пальцы ухватили бы пустоту, если бы в то же мгновение Ярина не велела рябиновой ветке позади Ночи отнять браслет. Ветка склонилась, словно тетива, распрямилась с гулким древесным звоном. Браслет лёг в подставленную ладонь, Ярина сжала пальцы и улыбнулась: – Спасибо.

Тём-атае рассмеялся – мягко, как рысь ступает. Мурашки пробежали по спине, но Ярина храбро взглянула в смоляные глаза.

– Ты меня сюда завёл?

– Я.

– Теперь выведи.

– Выведу. Разве мне перечить будущей яге? Только прежде… Так ты хотела узнать, что в Золотом саду. Хочешь, покажу?

– В памяти я его и у Обыды видела, – ответила Ярина, чувствуя, как против воли в груди поднимаются тревожные волны.

– Я не в памяти. Я наяву.

– И как же это?

– Согласишься – увидишь.

– Я не смогу чернодверь открыть без Обыды.

– И не надо.

– Я не смогу в сад войти. Равновесие покачнётся.

– Ты и не войдёшь.

– Так как ты хочешь мне показать, что там?

– Согласишься – увидишь.

Ярина засмеялась. Заметила, что до сих пор держит в левой руке бусины. Присела, выложила их горкой на кочку, обвела взглядом закружившиеся лесные кроны.

Разве может яга соглашаться на такое? Но ведь она и не яга пока.

А если Равновесие покачнётся?

– Посмотри мне в глаза. Увижу твой страх и развею, – велел Тём-атае.

Ярина посмотрела снизу вверх. Пальцы впились в прохладную, пронизанную корнями землю, мысли растворились в звёздной изнанке, в глубине ночного взгляда. И тёплой, парно́й пеленой заволокло все тревоги.

– Ночь умеет баюкать, – прошептал в голове голос, а в следующий миг Ночь уже помогал ей взобраться на спину вороного жеребца. Стоило оторвать ноги от земли, как пошёл наконец дождь – но такой, что не трогал их. Пошёл наконец дождь – такой, что оглушил Лес. Пошёл наконец дождь – последний перед первым серьёзным снегом.

– Каждый день, как Утро выходит в Лес, я ухожу в Хтонь, – наклонившись к Ярине, шепнул Тём-атае. – Мне туда вход открыт в любое время. Прокатимся до Терема царевен, пролетим на коне над Золотым садом. Ты увидишь, что там делается, а Обыда ничего не узнает. Обернёмся до света.

– Она узнает, – выдохнула Ярина, мотая головой. Сгинул морок, и холодно стало, и страшно, и вспомнила она, как остерегала Обыда: плохи шутки с Ночью в глухом лесу. – Она узнает, и ни мне, ни тебе несдобровать. Ночь! Останови коня!

Конь встал как вкопанный. Ночь тронул холку.

– Я пойду домой, – глухо произнесла Ярина, спрыгивая в пружинящие, скользкие травы.

– Как знаешь, будущая яга.

Застучали по листве капли. Заструилась по лицу, затекая за пазуху, ледяная вода.

– Я расскажу обо всём Обыде. И если она отпустит…

– Как знаешь, будущая яга.

– А сейчас выведи меня отсюда.

– Как знаешь, будущая яга.

* * *

– Набрала травы? – насмешливо спросила Обыда.

Ярина открыла рот – рассказать о встрече с Ночью, – но встретила взгляд яги и умолкла. Всё наставница знала. И так знала.

– Что? Отпустишь меня?

– Странную ученицу дал мне Лес, – ответила Обыда сердито и печально. – Выросла ты уже, давно должна понимать, что нельзя это.

– Я понимаю, – кивнула Ярина, выжимая косы.

– Но ведь если скажу: не ходи, – всё равно пойдёшь.

– Всё равно пойду.

– Вот она, странность, – задумчиво кивнула Обыда. – Та, которая станет ягой, и думать о таком не должна: чтобы Лесу нести опасность. И Лесу, и ягам. И царевнам заодно уж. А ты не только думаешь. Ты ко мне пришла спросить, позволю ли я. Хотя могла сегодня же ночью отправиться.

– Могла, – весело сказала Ярина. – Но вот она, странность. Я от тебя это не пытаюсь спрятать не потому, что разрешения спрашиваю. А потому, что совета жду. Как бы так сделать, чтоб никому не навредить?

– Сиди здесь. И не трогай ничего. – Обыда сдёрнула с зеркала чёрный платок, накинула на плечи и на голову, надвинула до самых глаз. Обернулась и пригвоздила Ярину взглядом к месту. – Жди!

Толкнула чёрную дверь и вышла наружу. Медленно, со скрипом закрылась створка. Ярина только и успела, что нахмуриться, как дверь снова отворилась, и Обыда свалилась на порог – измождённая, с бороздами по лицу, в грязи и в тине. Ярина бросилась к ней, подхватила под руки, помогла сесть. Обыда упёрлась в стену и запрокинула голову, дыша тяжело, мелко.

– Что случилось? Что такое, Обыда?!

– Всё, всё хорошо, – выговорила та, роняя голову на грудь. – Дай пить…

Ярина не глядя подозвала чашку, но Корка успел прежде: высунулся из-под лавки и сунул в руки Обыде питьё. Расплескав половину, она кое-как