Летная семья - Юрий Осипов

с вами делать? – спросил он Саньку. – Арестовать?

Санька глядел себе под ноги и молчал. Я тоже хотел молчать. Но мне стало жалко Саньку, и я крикнул, что не надо арестовать, что мы пить хотим и есть тоже.

Я совсем не заметил, что вокруг нас собрались красноармейцы. Все они дружно засмеялись.

– Вы что же в лес обедать шли? – спросил Саньку командир.

Я опять вмешался и сказал, что мы хотели избитого немца посмотреть.

– Сбитого! – поправил Санька. И пояснил: – Ночью зенитчики немца сбили. И все говорят, что он сюда упал. Это правда, дядь?

– Ну, во-первых, не «дядь», а «товарищ капитан», – сказал командир. – Во-вторых, сбил немецкий самолёт лётчик-истребитель, а не мы, зенитчики. А, в-третьих, верно, упал фашист совсем рядом.

Я не удержался и сказал, что у меня папа тоже лётчик-истребитель.

– Вон оно что! – посмотрел на меня «товарищ капитан». – Может, твой отец и сбил немца?

– Нет! – уверенно сказал я. – Мой папа далеко. Он на фронте.

– Вот что, ребята, – сказал командир. – У нас здесь тоже фронт. И вы сюда сами не ходите и другим ребятам скажите, чтобы не ходили. «Избитого немца» покажем вам по дороге домой. И накормить вас придётся. А то вы не дойдёте до дому.

Нам принесли большой котелок с кашей, чёрный хлеб. Дали ложки. Каша была пшённая, вкусная и пахла дымом.

И хотя я наелся быстро, я всё ел и ел. Потому что настоящую красноармейскую кашу никто ещё из ребят в нашем дворе не пробовал. И Саньке и мне все теперь будут завидовать.

А потом пожилой красноармеец с жёлтыми, как солома, усами повёл нас домой. Он гладил Саньку по голове и всё ругал за то, что Санька большой, а не понимает, что такое дисциплина. Я молчал, хотя был уверен, что Санька эту дисциплину ещё как понимает. Иначе мы бы красноармейскую кашу и не попробовали.

Почти на самом краю леса, среди поваленных деревьев, красноармеец показал нам большую яму-воронку. Из неё торчали обгорелый самолётный хвост и крыло. На хвосте был чёрный крест, как будто из четырёх кочерёжек. Свастика.

– Вот он – бандит, долетался! – сказал в сторону воронки красноармеец.

– А как самолёты сбивают? – спросил я.

– Это ты, малыш, у отца своего спросишь. Он это дело лучше всех знает, если он настоящий лётчик-истребитель.

– Он самый настоящий! – горячо сказал я. – У папы в лётной семье все лётчики настоящие!

– Что верно, то верно! – согласился красноармеец. – Будешь писать отцу письмо, привет от «царицы полей» передай лётной семье.

Я согласился, хотя ничего не понял: я знал, что царицы бывают только в сказках. И живут они в расписных волшебных теремах, а не в полях, где одни скирды и стога. А красноармеец даже и не в поле жил, а в лесу. Кто же эта «царица полей»? Интересно, знает её отец или нет?

На прощанье красноармеец дал нам подержать свою винтовку. Она была очень большая. Даже Санька еле удержал её в руках.

– Тяжёлая! – сказал он.

– Да, тяжёлая! – согласился красноармеец. – А мне, ребятки, с ней до Берлина шагать.

И мы почему-то сразу поверили, что он обязательно дошагает. И все красноармейцы дошагают.

ЗАГОВОР

Санька собрался убежать на фронт; у него там немцы отца убили. Санька спросил, нет ли у меня фонарика. Я сказал, что нет, но дома у нас есть керосиновая лампа. Санька сказал, что я – дурак и что на фронт с керосиновой лампой никто не убегает. А я разве виноват, что у меня фонарика нет? Вот дядя Дима подарит фонарик, и тогда я отдам его Саньке. И, наверно, убегу с ним, потому что здесь мне очень скучно. Все, кто не уехал, пошли в школу. И я во дворе целый день один.

ЧТО С ПАПОЙ?

Мама каждый вечер доставала из почтового ящика письма от папы. Сначала читала их сама, потом бабушке и мне. И все радовались, что папа жив и здоров.

Но однажды мама пришла без письма. И на другой день, и на третий.

Мама стала молчаливой. И бабушка, когда думала, что её никто не видит, плакала. Но я всё видел. И думал-думал, что сделать, чтобы письмо от папы пришло.

Я знал, что все его письма лежат в маминой шкатулке.

Однажды я достал их и подумал: «А что, если опустить их в почтовый ящик? Пусть и мама и бабушка думают, что их прислал папа».

Ящик висел высоко, я не мог дотянуться до него. Поэтому вышел во двор, дождался из школы ребят и попросил их положить письма в ящик. Все почему-то отказались. Только Санька отозвал меня в сторону и тихо спросил:

– У тебя тоже отца убили?

Я испугался, замотал головой:

– Нет! Не убили!

– И правильно делаешь, что не веришь! – сказал Санька.– Я вот тоже не верю. И не буду верить!

Санька подсадил меня, и я бросил письма в ящик.

А потом сказал Саньке, что он самый лучший мой друг. И жалко, что мы живём не в одной квартире.

Вечером мама принесла все письма из ящика домой.

Она почему-то сразу увидела, что письма старые. Но ругаться не стала и письма прочитала. Все-все.

Писем всё не было…

Тяжело дома: не могу я видеть, как плачет бабушка. Она стала плакать всё время, а мама молчала.

Я знал, что всё это из-за того, что нет писем от папы. Поэтому стоял каждый день в подъезде, ждал тётю, которая письма носит. Тётя уже знала меня. И когда я встречал её, она виновато говорила:

– Сегодня нет вам письма. А завтра обязательно принесу.

МОЙ САМОЛЁТ

Целыми днями я думал, чем можно помочь папе.

Мой папа воевал в небе. И помогать ему я должен был в небе. Я решил построить самолёт.

Во дворе я отыскал две доски и три почти не ржавых гвоздя. Но самолёты я никогда не строил. Попробовал сколотить, но только разбил себе палец камнем. Тогда вспомнил про зенитчиков в лесу и пошёл к ним.

Командир узнал меня и хотел отругать. Но я ему сказал, что присматривать за мной теперь совсем некому, потому что все ребята уехали в эвакуацию, а у Саньки отца убили.

Командир помолчал и спросил про моего папу. Я ему сказал, что папа воюет. Только писем не